Тридцать или сорок посетителей, находившихся в тот момент в зале, смакуя заключенный в бутылки напиток и дружелюбно беседуя между собой, встретили с возмущением брошенное гасконцем оскорбление.
— Кто это тут разорался?
— Вышвырните этого пьянчугу!..
— Начистите рыло этому подлецу!..
— Вон!.. Вон!..
Гасконец, красный, как вареный рак, встал, гордо держась за свою ужасную драгинассу.
— Мне показалось, тут кто-то мной недоволен, — проговорил он, сверля взглядами своих черных глаз горожан и авантюристов.
— Вон, негодяй! — закричал бородатый грубиян, у которого на боку висела драгинасса не менее длинная, чем у гасконца.
Дон Баррехо обернулся к баску, который спокойно потягивал свой херес, словно происходящее его нисколько не касалось.
— Вы когда-нибудь видели, приятель, таких наглецов? — спросил гасконец.
— Когда наслаждаюсь добрым вином, я становлюсь глухим, — ответил баск, улыбаясь в усы.
— Я сделаю из этих попугаев яичницу!
— Берегитесь, у этих попугаев есть клювы и когти. Им под силу разорвать гасконца, обитающего с одной или другой стороны Бискайского залива, — ответил баск. — Они бьют основательно, когда принимаются за дело всерьез, а смелости им не занимать, уверяю вас.
Авантюристы собрались в одном из углов зала, непрестанно продолжая кричать:
— Вон!.. Вон!..
— Кого это вон? — загудел гасконец, перекрывая их голоса.
— Тебя, пьяная рожа! — ответил бородатый грубиян.
— Гасконца!..
В этот момент появился трактирщик, вооруженный тяжелой кастрюлей, а за ним виднелись три или четыре его помощника, в спешке похватавшие вертела, на один из которых еще была нанизана недожаренная утка.
— Чего хотят эти люди? — заревел гасконец.
Потом, увидев утку на вертеле, громко скомандовал:
— Дай-ка эту мертвечину мне, ты, ворюга!.. Она пойдет нам на ужин, и на этот раз заплачу я, не так ли, Мендоса?
— Я брошу ее тебе в морду, грязный метис! — заорал трактирщик. — А после разобью тебе башку вот этой кастрюлей.
Громкий хохот оборвал ответ трактирщика, но грозный гасконец не смеялся.
— Гром и молния! — закричал он. — С каких это пор гасконцев атакуют кастрюлями?.. Мошенник, освободи место своим адъютантам! У них, по крайней мере, вертела в руках, а вертел служит оружием во всех странах земного шара!..
[49]
И снова взрыв смеха последовал за злобным ответом гасконца. Смеялись горожане и авантюристы, но громче всех, вероятно, хохотал баск, хотя ему не нравилось, что этот фанфарон компрометирует себя, словно позабыв наставления сына Красного корсара.
— Этот человек опасен, — повторял бравый моряк. — Мой дублон запрыгнул ему в мозг, и кто теперь угадает, что выкинет этот близкий родственник дьявола. Очень жалко, но наша миссия закончится здесь.
Трактирщик, взбешенный сардоническим хохотом горожан и авантюристов, приблизился к гасконцу, угрожающе размахивая кастрюлей.
— Вон отсюда, пьянчуга, — завопил он, — или я разобью тебе морду!.. Пошел!.. Пошел!.. Мне не нужны скандалы!
Дон Баррехо, только что бывший красным, побледнел.
— Ничтожество! — загремел он. — Мордой наделены животные, у людей, тем более у гасконцев, морд не бывает! Сравнить меня со свиньей… Да я выпущу твою кровь и напою ею это почтенное общество.
Крики возмущения раздались среди присутствующих.
— Пей сам!
— Черт возьми! — закричал гасконец. — Тогда ею напьется моя шпага!..
— Если у нее жажда, — вставил слово не перестававший улыбаться Мендоса.
Трактирщик сделал несколько шагов вперед, не переставая размахивать своей огромной кастрюлей.
Он был высоким и толстым, как и бородатый авантюрист, и способен был проучить хвастуна с берегов Бискайского залива, если бы в руках у него оказалось оружие получше кастрюли.
Однако он был уверен в поддержке своих адъютантов и клиентов, а потому безбоязненно приблизился к гасконцу, не переставая кричать:
— Так уходишь ты или нет, пьянчуга? Мою таверну посещают порядочные люди; они не хотят, чтобы им мешали.
— И, как бараны, позволяют обдирать себя, — отвечал гасконец. — А ты самый гнусный ворюга, которого я когда-либо встречал на этом свете.
— Это я-то ворюга?! — заорал рассвирепевший трактирщик. — Ну, сейчас ты у меня огребешь!
Он сделал еще шаг вперед, намереваясь пустить в ход свою кастрюлю.
Гасконец, который после многочисленных возлияний, должно быть, потерял ориентировку, величественным жестом выхватил из ножен свою драгинассу и принял защитную стойку, крикнув Мендосе:
— Вперед, гасконцы!
Морской волк по-прежнему спокойно сидел перед своей чашей, еще почти полной.
— Что такое? — сказал он. — Я же баск, живущий на другом берегу Бискайского залива!
— Дон Баррехо нахмурился, потом бросился, словно разъяренный бык, на трактирщика, вопя как одержимый:
— Дорогу гасконцам!
Его драгинасса с оглушительным лязгом наткнулась на кастрюлю, отшвырнув ее в другой угол зала, потом гасконец наткнулся на хозяйского слугу, у которого на вертеле все еще красовалась утка.
Гасконец исключительным по точности уколом нанизал ее на свою шпагу, а потом стряхнул на стол, прямо перед Мендосой. Вся операция заняла несколько секунд.
— Это нам на ужин, приятель! — крикнул гасконец. — После хереса у меня удивительный аппетит. Мы съедим ее, когда я перебью всю эту челядь. Вот чему можно научиться у гасконцев!
Трактирщик и его помощники, испуганные действиями этого неустрашимого забияки, мигом укрылись на кухне, побросав свои вертела; однако бородач не сдвинулся с места; это был настоящий авантюрист, побывавший в Мексике или, может быть, в Перу.
— Сеньор, — сказал он, выступая вперед и обнажая свою длинную шпагу. — Против поваров вы деретесь отлично, вы даже кастрюлю обратили в бегство. А как насчет шпаги? Хотелось бы посмотреть, способны ли вы справиться с нею. Вы так насмешили нас, а теперь начинаете надоедать. Либо убирайтесь, либо мы поставим вам свечку.
Мендоса, до той поры лишь посмеивавшийся, поднялся, мигом обнажив свою шпагу.
Дон Баррехо повернулся к нему:
— Оле, приятель, оставьте это гасконцам. Пусть баски вмешаются позже, если в этом будет нужда.
— Вы слишком много выпили и легко можете пропустить укол.
