Фламандец поднял тяжелые шторы и нахмурился.
— Это тюремный зал, сеньоры, — сказал он. — Старшой дозора, несмотря на свой простецкий вид, продувная бестия.
— И как вы теперь освободитесь отсюда, дон Баррехо? — спросил Мендоса после внимательного осмотра комнаты. — Ваш друг-губернатор узнает вас?
— Мой друг!.. Я никогда в жизни не видел маркиза!.. Но не слишком задумывайтесь над этим вопросом, сеньор баск. Комедия еще не окончена.
Фламандец с изумлением посмотрел на него.
— Вы кто, дьявол? — промолвил он.
Гасконец обернулся и попытался разглядеть что-то на своей спине.
— Нет, хвоста нет, — ответил он. — Как же я могу быть дьяволом без этого черного или рыжего дополнения? А поскольку его у меня нет, можно сказать, что я такой же человек, как вы, сеньор фламандец.
— Ну, если вы и в самом деле не Вельзевул, то уж его близкий родственник — это точно, — рассмеялся Мендоса.
В этот момент дверь открылась и вошел старшой дозора, за которым шли двое африканских слуг, несших покрытые салфетками корзинки.
— Сеньор граф д’Алкала, — сказал солдат, обращаясь к гасконцу, — мне очень жаль, но я должен вам сообщить, что других, более удобных, покоев во дворце его превосходительства нет и вам придется провести ночь здесь. Если желаете, я прикажу принести матрасы.
— Не стоит, — ответил дон Баррехо. — Мы больше хотим есть, чем спать, пить, а не отдыхать, нам достаточно пары стульев. Я — человек военный, да и мои слуги привыкли спать на голой земле, когда мы отправляемся в поход.
— А еще я должен объявить, сеньор граф, что получил приказ не покидать вас.
— О!.. — нахмурился гасконец. — Вы что, не сказали ему, что я граф д’Алкала?
— Я даже добавил все ваши прочие титулы; они такие симпатичные, что еще не вылетели у меня из памяти.
Командир дозора произнес эти слова с легкой долей иронии, что не скрылось от дотошного авантюриста.
— Это меня огорчает, — надулся гасконец, пройдясь несколько раз вдоль стола. — Кажется, мне не верят.
— Я, сеньор граф, всего лишь бедный солдат и вынужден всегда повиноваться.
— По крайней мер, вы принесли нам поесть и попить?
— Все, что нашел на кухне его превосходительства господина губернатора.
— Вы должны были добавить хотя бы деревянный стаканчик и кости, чтобы сгонять несколько партеек.
— У солдата в карманах всегда есть и то, и другое. Надо же приятно проводить время, когда сдашь пост.
— Ладно, хорошо, — сказал гасконец. — Ужинайте с нами. Да, и отпустите этих двух негров. Не люблю, когда ем, видеть вокруг себя черные морды.
Старшой забрал у слуг две большие корзинки, поставил их на стол, потом дал знак невольникам, и те, низко поклонившись, быстро вышли.
Мендоса и фламандец вынуждены были пройти перед солдатом, чтобы прислуживать графу; потом они медленно опустошили обе корзинки, выложив на стол холодное мясо, пару едва начатых уток, соленый сыр, пирожные, а также полдюжины бутылок французского вина, если судить по позолоченным этикеткам.
— Давайте ужинать, — сказал гасконец с напускной ворчливостью. — Дав дублон повару его превосходительства, мы могли бы получить кое-что и получше.
— Обед не сделаешь с бухты-барахты, сеньор граф, — возразил солдат. — Уже за полночь, и все лавки закрыты.
— Хорошо, хорошо, давайте есть.
Трое авантюристов, у которых аппетит пробуждался в любое время суток, принялись уничтожать остатки ужина его превосходительства губернатора, которых с лихвой хватало даже для четверых человек.
Солдат, которому, вполне возможно, еще не приходилось сидеть перед такими прекрасно поджаренными утками, нисколько не отставал от графа д’Алкала, сеньора д’Арамехо дей Мендоса и Аликанте и Бермехо де лос Анхелос, а также прочих местностей и весьма активно атаковал бутылки, которые баск откупоривал по две за раз.
Когда все это милосердие Божье закончилось, старшой дозора, пришедший в хорошее настроение под влиянием испанских и французских вин, вытащил стаканчик и кости, после чего вся четверка сыграла несколько партий в монтес, пустив в оборот немалое количество пиастров.
Трое пленников выказывали удивительное спокойствие, однако скорее видимое, чем подлинное, потому что между швыряниями костей они не переставали поглядывать на окна, опасаясь восхода солнца.
Возможно, самым спокойным был гасконец. Видимо, этот дьявол в облике человечьем уже придумал нечто необыкновенное, чтобы вытащить себя и своих товарищей из этого путаного дела, за которым могли скрываться три крепких веревки для виселицы.
Испанцы не слишком нежны к флибустьерам, что имеет свои причины, и очень редко они выпускают из рук, когда им повезет, кого-нибудь из этих грозных бродяг, бесчинствующих в американских морях.
К сожалению, наступило утро и сквозь шторы начал пробиваться свет. Мендоса и фламандец тревожно смотрели на гасконца, который как раз в этот момент поставил десять пиастров против солдата.
Дон Баррехо, казалось, нисколько не беспокоился. Только глубокая морщина, изрезавшая его лоб, выдавала его тревогу.
Партия кончилась, гасконец положил в карман выигранные деньги, потом поднялся и сказал:
— Пришло время пойти выпить чашку шоколада к его превосходительству маркизу де Монтелимару. Он скоро встанет, сеньор солдат?
— Он ранняя пташка, как и все страстные охотники, — ответил старшой дозора.
— Тогда он уже на ногах.
— И я так полагаю.
— Вы изволите пойти и объявить, что граф д’Алкала желает приветствовать его?
— Я даже должен объяснить ему причину вашего ареста, чтобы избежать наказания.
— Тогда ступайте.
Солдат уже приподнялся, когда дверь открылась и вошел довольно пожилой господин в одежде испанского гранда.
— Сеньор управляющий его превосходительства, — сказал солдат, кланяясь.
— Кто здесь граф д’Алкала? — спросил старик.
— Это я, сеньор, — ответил гасконец, в знак приветствия слегка приподнимая правую руку.
— Его превосходительство маркиз де Монтелимар ждет вас.
— Он знает, почему меня арестовали?
— Ему рассказали про ваш несчастный случай, сеньор граф. Надеюсь, что все уладится.
— Готов следовать за вами.
— А мы, сеньор граф? — в один голос спросили Мендоса и фламандец.
— Вы будете ждать меня здесь. У меня нет скверной привычки водить слуг на прием к чиновникам высокого ранга. Сеньор управляющий, я к вашим услугам.
— Ну, этот одержимый либо выведет нас на свободу, либо все погубит, и тогда нас повесят, — пробормотал баск.
