Но через четверть часа у всех троих кончились заряды. У них теперь остались только пистолеты и шпаги.
— Что за ворюга этот губернатор! — бормотал дон Баррехо. — Мог бы быть и пощедрее. Он не пожалел ценных лошадей, но сэкономил на боеприпасах. Что ж! Этот должок — за ним.
Потом, повернувшись к своим приятелям, он сказал:
— Пистолеты надо пускать в ход только в самый последний момент, будьте готовы работать шпагами.
— А у меня ее нет, — сказал фламандец.
— Деритесь седлом своей лошади, — сказал гасконец.
Испанцы продолжали приближаться. Решившись захватить троих авантюристов, они все-таки приняли меры предосторожности, не забывая, что имеют дело с людьми решительными и готовыми на все.
Стараясь не высовываться, они ползли между камнями, скользили по расселинам. Им тоже пришлось оставить аркебузы возле лошадей.
До авантюристов испанцам оставалось метров двадцать, как вдруг послышался резкий свист, за ним — другой.
Все подняли головы.
— Стрелы! — определили гасконец. — Отлично!.. Перед нами испанцы, сверху — индейцы. Лучше бы уж остаться в Пуэбло-Вьехо.
На скалах показались семь или восемь человек с кожей медного цвета, почти совсем голых, с пестрыми перьями в волосах; в руках у них были длинные луки.
Они, однако, не стремились прийти на помощь ни испанцам, ни авантюристам, поэтому их опасные стрелы летели то на одних, то на других.
Для них белый человек являлся врагом, к какой бы нации он ни принадлежал.
— Что будем делать, дон Баррехо? — спросил Мендоса, сразу же укрывшийся вместе с фламандцем за выступом огромной скалы.
— Драться с испанцами, они сейчас опаснее, — ответил гасконец.
Дождь стрел больше угрожал кавалеристам, и они отскочили кто вправо, кто влево, чтобы их не задело.
— Воспользуемся этим, друзья, — сказал гасконец.
Трое авантюристов бросились вперед, дав только по одному выстрелу из пистолетов, чтобы не остаться совсем без огнестрельного оружия; потом гасконец и баск с дикими криками бросились в атаку, выставив шпаги.
Испанцы находились в худшей позиции из-за обстрела индейцев; кроме того, они потеряли еще одного человека, пораженного пулей в грудь. Они пустились наутек, направляясь к оставшимся в живых лошадям.
— Надеюсь, я их больше не увижу, — сказал гасконец, быстро прячась за скалу, чтобы не быть раненым индейскими стрелами.
— Но индейцы-то остались, — возразил фламандец.
— Им трудно будет попасть в нас. Для этого надо обойти долину, а мы знаем, как она велика.
— Мне кажется, что они разделились, — сказал Мендоса. — Некоторые пустились в погоню за кавалеристами. Вижу, как наверху летят стрелы.
— Так они ускоряют отход испанцев, сеньор баск.
— А другие продолжают осаждать нас, дон Баррехо.
— Дождемся ночи.
— А тем временем они убьют у нас последнюю лошадь! — сказал фламандец.
В самом деле, последняя из предоставленных губернатором лошадей, пораженная пятью или шестью стрелами, с жалобным ржанием упала рядом с двумя другими.
— Вот мерзавцы!.. — закричал гасконец. — Мало им здесь мяса, так надо еще убить это бедное животное.
— Они лишают нас возможности убежать, — заметил Мендоса.
— Сколько пиастров погибло!..
— По меньшей мере, тысяча, дон Баррехо.
— Мы их возместим при грабеже Пуэбло-Вьехо… О, черт возьми!.. Мне в голову пришла великолепная мысль.
— Так говорите же.
— Заставить мошенника-трактирщика заплатить за этих лошадей. Если только удастся его разыскать, я заставлю его выть, как койот.
Пока они, спокойные, словно находились в безопасности внутри прочного замка, обменивались этими фразами, индейцы не переставали осыпать своих врагов стрелами, издавая время от времени пронзительные боевые крики.
Но стрелы транжирились зря, потому что авантюристы остерегались выйти из-за скального прикрытия.
— Предполагаю, что у них не тысячи стрел, — продолжил гасконец после короткого молчания. — Они уже потратили несколько дюжин. Ах, если бы у нас было еще немного пороха!..
— У нас осталось всего три заряда, — сказал Мендоса.
— И пистолеты…
— Они поражают только близкие цели.
— Знаю, сеньор баск. Я все терзаю свой мозг, пытаясь найти какое-нибудь средство, которое позволило бы нам уйти, но никак не могу его отыскать, и это меня беспокоит.
— Здесь мы не подвергаемся никакой опасности, — сказал фламандец, жуя последний кусочек своей сигары.
— Меня беспокоят не индейцы, — ответил гасконец.
— Может быть, солнце?
— Плевать мне на жару. Беспокоят меня испанцы.
— Но они же бежали!..
— А если вернутся с подкреплениями и обнаружат нас все еще на этом месте?..
— Вот это будет штука! — ужаснулся Мендоса. — К счастью, Пуэбло-Вьехо находится не так близко, а кавалеристы почти все остались без лошадей.
— Зато те, что на лошадях, могут поскакать вперед и привести с собой новые эскадроны.
— Черт побери! — пробормотал Мендоса, яростно потирая голову. — Вы в ухо мне запустили блоху. Надо принимать героическое решение. Вы считаете эту скалу абсолютно неприступной?
— Я пока ее как следует не разглядел, — ответил гасконец. — Можно попробовать.
— Индейцы нас не убьют? — поинтересовался фламандец.
— Не думаю, им помешает выступ скалы.
— Давайте попытаемся, — решительно сказал Мендоса. — Будьте внимательны к стрелам; впрочем, днем они не так опасны.
Они взяли аркебузы, оружие слишком дорогое, чтобы оставлять его другим даже без боеприпасов, взяли в руки три заряженных пистолета и заскользили вдоль скальной стенки, направляясь к противоположному склону долины.
Индейцы не могли заметить это отступление, потому что оползень мешал им видеть, что происходит внизу.
Троим авантюристам, спускавшимся со всеми предосторожностями и соблюдавшим полнейшую тишину, удалось наконец добраться до другой стороны завала.
Абсолютно случайно оказалось, что огромная скала в своем низвержении была, так сказать, срезана у основания, оставив таким образом проход между сползшим пластом и уходящей вверх стенкой горного склона.
— Я всегда говорил, что все совершается под своей звездой! — торжествующе воскликнул гасконец. — Лошадь здесь не смогла бы пройти, но человек проползет. — Мы нападем на сеньоров индейцев с тыла!..
— Действительно, нам необыкновенно везет, — сказал Мендоса. — Кто бы мог предположить, что здесь существует проход?
