Испанцы и в самом деле были готовы встретить врага. Солдаты и жители города заняли откосы и бастионы, готовые мужественно защищать свои богатства.
Флибустьеры первым делом сожгли предместья.
Обширные сахарные заводы пылали, как спички, на глазах у доведенных до ужаса горожан и солдат, которые не решались сражаться за пределами укреплений против людей, которые, как они верили, вышли из ада.
В полдень, после завтрака, флибустьеры разделились на четыре колонны, каждая из которых имела своего командира, и начали штурм города, ничуть не испугавшиеся артиллерийской канонады; самый сильный огонь вел форт, который защищал маркиз де Монтелимар.
Береговые братья, как всегда называли себя эти грозные корсары даже после перехода из Мексиканского залива в Тихий океан, казалось, одержимые адским неистовством, бесстрашно пошли на приступ, несмотря на чудовищное количество артиллерии, имевшееся у испанцев. Атакующие воспользовались примитивными штурмовыми лестницами, сколоченными в лесах.
Не помогали усилия горожан, присоединившихся к солдатам, которые защищали стены и бастионы, и сражавшихся с большим воодушевлением, решившись скорее умереть, чем сдаться.
К трем часам свершилось немыслимое: триста пятьдесят флибустьеров стали полными хозяевами города.
Они потеряли всего двенадцать человек, тогда как число погибших на бастионах жителей города и кавалеристов было огромным. Даже батарея из двадцати пушек оказалась в руках флибустьеров.
Город пал, но форт, защитой которого руководил маркиз де Монтелимар, все еще держался.
Как мы уже сказали, это было могучее сооружение, хорошо защищенное тяжелой артиллерией и основательно укомплектованное солдатами.
На каждое предложение сдаться форт отвечал артиллерийским огнем, уничтожавшим дома горожан.
Граф ди Вентимилья, сражавшийся, как всегда, в первых рядах рядом с Мендосой, гасконцем и фламандцем, встретился с тремя другими главарями корсаров у одного из бастионов. В это время старые буканьеры пытались, но без видимого результата перебить артиллеристов, укрывавшихся за крупными зубцами крепостной стены и обстреливавших атакующих.
— Сеньор граф, — спросил Гронье, казавшийся встревоженным. — Вам так уж необходим маркиз?
— Мне не нужны богатства Гранады, — ответил сын Красного корсара. — Я хочу лишь этого человека. Это будет моей долей в добыче.
— Ваш отец поступал так же, — сказал Тасли. — Вы всегда оставались дилетантами среди корсаров, но какими страшными дилетантами!..
— Тогда давайте штурмовать эту крепость, — предложил никогда ни в чем не сомневавшийся Равено де Люсан. — Мы покорили город, завоюем и крепость.
— Я бы подождал ночи, — продолжал Гронье. — Помню, однажды флибустьеры с успехом применили шары из хлопка, насаженные на шомпола своих аркебуз.
— А я, — раздался еще один голос, — помню, как однажды смельчаки подорвали форт несколькими бочками пороха.
Все обернулись. Сказанные слова принадлежали дону Баррехо.
— Если хотите, чтобы вас убило осколком, милости прошу, — с легкой иронией произнес Гронье.
— Я гасконец.
— А я из Бордо.
— Очень приятно слышать, сеньор Гронье, но должен вам сказать, что бордосцы ничего не стоят против гасконцев.
Высказав это, забияка пожал плечами и отошел к Мендосе и фламандцу.
Сражение между тем набирало силу.
Все старые буканьеры, прославившиеся точностью своей стрельбы, были призваны на борьбу с испанскими артиллеристами, но, как и прежде, успеха они не имели, разве что вызвали новую пальбу, яростную и весьма опасную.
Казалось, маркиз де Монтелимар поклялся скорее похоронить себя под развалинами крепости, чем спустить большой испанский штандарт, гордо развевавшийся над центральной батареей.
Гасконец, не обращая внимания на свистевшие со всех сторон ядра, рушившие городские здания, нашел в конце концов своих приятелей, которые в ожидании решения четырех вождей флибустьеров сидели на краешке оборонительного рва и преспокойнейшим образом осушали большую бутыль вина, обнаруженную ими в развалинах какого-то дома.
— Как! — возмутился дон Баррехо. — Вы пьете без меня?
— Ну, я-то думал, что вы уже растянулись в каком-нибудь погребке и трескаете аликанте, — оправдывался Мендоса. — Неужели вы еще ни одного не нашли?
— Это слишком опасно под градом бомб, которыми осыпает нас артиллерия маркиза де Монтелимара. Подождите, пока все закончится.
— Если закончится, — усомнился фламандец.
— А мы-то на что? — взревел гасконец, оторвавшись от долгого поцелуя, которым он приласкал горлышко бутыли. — Вояки мы или нет? Заставить замолчать эти бронзовые штучки можем только мы, поскольку вожди затрудняются принять решение.
— О чем вы, дон Баррехо? — спросил Мендоса.
— О том, что такую троицу, как мы, какой-то форт сдержать не может. Черт побери!.. Да разве мы не отчаянные буяны? Разве я согласился стать флибустьером только для того, чтобы курить сигары и совершать прогулки по морям и лесам?
— У нашего приятеля родилась какая-то грандиозная идея, — сказал фламандец, который каждый артиллерийский выстрел запивал большим глотком жидкости, заключенной в бутыли.
— Она великолепна, друзья, — пояснил гасконец. — Предлагаю вам взорвать форт.
— Вместе с собой? — спросил Мендоса.
— Что ты, дружище!.. Я не испытываю еще желания получить паспорт на тот свет.
— Объясните-ка поподробнее, дон Баррехо, — сказал Мендоса.
— Объясняю: раз форт не сдается, мы его взорвем.
— Весь разом?
— На это я не претендую. Хватит и одного угла.
— И из этого угла мы бросимся в атаку, — сказал фламандец.
— Прекрасно, дон Эрколе, — похвалил его гасконец.
— Когда мы устроим салют? — спросил Мендоса.
— Нынешним вечером, когда мы, надеюсь, станем любимцами хорошенького урагана. На горизонте я вижу плотные облака; видимо, пойдет ужасный ливень.
— А где взять порох? — озаботился Мендоса.
— Вот кто его даст, — ответил гасконец.
Вдоль края рва к ним приближался человек, спокойно насвистывая какой-то мотив, хотя вокруг падало немало ядер. Это был Равено де Люсан.
Увидев троицу, потягивающую из бутыли, он остановился:
— Так-то вы сражаетесь?
— Сеньор де Люсан, — сказал гасконец, — мы ищем на дне этой бутыли решение большой проблемы.
— Какой же?
— Каким образом отдать вам эту крепость?
Француз внимательно посмотрел на говорившего, а потом, засмеявшись, сказал:
