— Особенно, если спасаешь шкуру. — добавил гасконец, стаскивавший с себя одежду, чтобы отжать из нее воду.
Граф поспешил подняться по берегу, чтобы определить, куда их вынесло.
Они находились на краю плантации сахарного тростника, покрытой высокими побегами, которые могли стать лучшим убежищем.
Весьма маловероятно, чтобы стражники пошли искать их на этой плантации, следовательно, пока что бояться было нечего.
— Что будем делать? — спросил гасконец. — Здесь я не вижу ни посады, ни таверны, ни венты
[73]
.
— Вы еще не напились, дон Баррехо? — спросил граф.
— Эх!.. Если бы можно было осушить несколько бутылок аликанте, чтобы побыстрее высохнуть, я бы не высказал неудовольствия, — ответил гасконец.
— Пососите стебель сахарного тростника. Их здесь сотни тысяч.
— Это занятие я оставлю детям, сеньор граф.
— Тогда ждите, пока вас высушит солнце. Мы не можем вернуться в город в таком размокшем виде. И потом не забывайте, что сегодня, по меньшей мере вечером, нам придется сделать визит.
— В таверну?
— К дону Хуану де Сасебо.
— Вы так хотите его увидеть?
— Если маркиз де Монтелимар меня не обманул, моя сестра находится в руках этого советника.
— Тогда пойдем и схватим его за горло, а если он будет сопротивляться, сдавим покрепче. Ну, а до тех пор, спрашиваю я себя, чем мы будем заниматься?
— Смотрите и подражайте мне, — сказал Мендоса.
Он вытащил свою шпагу и начал рубить тростник, укладывая стебли на землю плотным слоем.
— Сеньор граф, — сказал он через некоторое время. — Можете ложиться и продолжить свой сон, так некстати нарушенный стражниками. Здесь никто не будет нам надоедать.
Гасконец и фламандец поспешили заняться тем же и буквально за пару минут приготовили себе ложе, правда, не очень удобное, зато достаточно сухое.
— Давайте поспим, пока солнце не вернет нашим одеждам более или менее презентабельный вид, — сказал граф.
Они бросились на тростниковую подстилку, один подле другого; позади у них была жаркая ночь, и все мгновенно заснули, хотя еще и не высохли.
Когда они проснулись, одежда успела полностью высохнуть, а солнце поднялось уже очень высоко.
На плантации по-прежнему никого не было видно, поскольку еще не пришло время рубки драгоценного тростника.
— Теперь отправимся в город, на первую разведку, — сказал граф. — Я хочу убедиться, действительно ли советник обитает в том месте, которое указала прекрасная кастильянка. Будьте благоразумны и не совершайте неосторожных поступков. Это я для вас говорю, дон Баррехо.
— Хорошо, я обещаю быть спокойным, как барашек в Пиренеях, — ответил гасконец.
— Нет, как баран, — поправил его Мендоса.
— Ладно, пусть будет баран!
Глава Х. Советник Королевского суда
Немного приведя себя в порядок, чтобы не выглядеть совсем уж оборванцами, граф и трое авантюристов оставили плантацию, следуя по правому берегу шумливой речки, спасшей их от стражников капитаната.
Перед ними, куда ни кинешь взгляд, гигантским амфитеатром раскинулась вдоль восхитительной бухты Панама со своими величественными церквями и великолепными дворцами.
Город, разрушенный Морганом, восстал из праха еще более прекрасным и еще более обширным, чем прежде. Только построили его в нескольких лигах южнее, на равнине, куда более благостной для здоровья и более просторной, а Панамский порт так расцвел, что ему стали завидовать все приморские города Центральной Америки, Перу, Боливии и Чили
[74]
.
Хотя городу то и дело угрожали флибустьеры, постоянно таившиеся в засаде в прибрежных водах, караваны парусников и галеонов прибывали из южных портов, доставляя неисчислимые богатства, и прежде всего продукцию неисчерпаемых перуанских рудников золота и серебра, а также не менее богатых калифорнийских и мексиканских рудников.
Три авантюриста и граф позавтракали в какой-то фонде, то есть в маленьком трактире, в одном из бесчисленных кварталов города, которые вытянулись вдоль цветущих плантаций, а потом направились к богатым районам, встречая по пути важно прогуливавшихся добропорядочных горожан.
Как всегда, их вел знавший город Мендоса. Обедали они в другой фонде, все еще не осмеливаясь приблизиться к посаде, которую содержала прекрасная кастильянка, потому что там мог остаться в засаде отряд стражи. Когда спустился вечер, они вышли к огромной площади, где высились дворец вице-короля, кафедральный собор и дома советников Королевского суда Панамы.
— Сеньор граф, — сказал гасконец, когда они подходили к жилищу дона Хуана де Сасебо, — а примет ли нас этот господин? Советник Королевского суда — это большая акула.
— Об этом я как раз и думал, — ответил сын Красного корсара.
— Предполагаю, что вы не думаете представляться графом ди Вентимилья, сеньором ди Роккабруна и ди Вальпента.
— Это все равно что накинуть себе петлю на шею.
— Но надо же найти какой-нибудь предлог.
— Вы, будучи родом из Гаскони, всегда придумываете что-нибудь необыкновенное.
— Уже придумал, — признался дон Баррехо.
— Тогда рассказывайте.
Гасконец внимательно посмотрел на графа, а потом сказал:
— А почему мы не можем объявить себя посланниками глубокоуважаемого председателя Королевского суда Панамы, который дал нам задание сделать советникам очень серьезные разоблачения?
— В какой области?
— Ну, например, о планах флибустьеров.
— У вас чудесная фантазия.
— Об этом еще мой отец говаривал, предсказывая мне большой успех. Только до сих пор я верю, что он больше пиастров выклянчил, чем заработал. Отец был очень старым, бедным человеком и не очень хорошо видел.
— Но вы же еще не закончили своей карьеры, — сказал Мендоса. — Вместо того чтобы идти на службу к испанцам в Сан-Доминго, вы должны были скитаться по морям с флибустьерами Мексиканского залива.
— Вы правы, сеньор баск. Я был глуп, но надеюсь исправиться.
Они вышли на огромную площадь перед собором. С одной стороны вздымался мраморный дворец вице-короля, с другой — тянулась вереница дворцов, где жили важные персоны из правительства; перед каждым дворцом горел огромный фонарь, а входные двери стерегли черные алебардщики.
Гасконец придержал за рукав первого же солдата, пересекавшего площадь, и спросил у него, где живет господин советник дон Хуан де Сасебо.
