— Кто будет руководить экспедицией?
— Я, — ответил маркиз. — Хочу покончить с этим графом, который вечно разрушает мои планы. Он не уйдет от меня, если только это не дьявол в человеческом обличье.
— Ты полагаешь, они уже на пути в Гуаякиль?
— Больше, чем уверен в этом.
— Когда рассчитываешь выступить?
— Еще до полуночи. Пошли своих оруженосцев отбирать подходящих людей. И пусть они смотрят, чтобы лошади были самого лучшего качества и хорошо отдохнувшие.
— Через час полуэскадрон соберется перед дверями моего дворца, — ответил советник, вставая.
Глава XIII. Пленение графа ди Вентимилья
Начинало смеркаться, когда из Севильских ворот, самых красивых из шести ворот, что были тогда в Панаме, выехали четыре всадника на прекраснейших андалусийских скакунах, невысоких ростом, но очень выносливых, поджарых, с тонкими, нервными ногами и легкой головой.
За поясом у них были шпаги и пистолеты, аркебузы висели у седел, а в объемистые кожаные сумки, вероятно, были заложены продовольствие и боеприпасы.
Это были граф и трое его забияк; закупив лошадей и огнестрельное оружие, они поспешно покинули фонду прекрасной кастельянки и направились в Гуаякиль, прежде чем на пути вырастет новое препятствие, расставленное маркизом и доном Хуаном де Сасебо.
Они проехали подъемный мост, не вызвав никакого подозрения у стражи ни на въезде в галерею, прорытую под бастионом, ни на выезде из нее, потом ослабили поводья и пустили лошадей в галоп по безмолвной равнине.
Мендоса, прекрасно знавший весь Панамский перешеек, который он пересек несколько лет назад под началом Моргана, сразу же возглавил маленький отряд, потому что его товарищи не знали, где находится Гуаякиль.
— Сеньор граф, — сказал гасконец, который не мог помолчать и пяти минут, — может быть, на этот раз нам повезет? Ваша сестрица заставила нас побегать.
— Надеюсь, что на моем пути не встанут больше ни маркиз де Монтелимар, ни дон Хуан де Сасебо, — ответил сеньор де Вентимилья, который великолепно держался в седле, хотя рана ему порой основательно давала о себе знать.
— Вы бы предпочли встретить очаровательную маркизу? — спросил гасконец.
— Да, ее бы я охотно встретил, — признался граф. — Я ее никогда не забуду.
— Вы увидитесь с нею, прежде чем оставить Америку?
— Я не вернусь в Европу, не попрощавшись с нею.
— И подвергнетесь какой-нибудь новой опасности.
— Какой же, дон Баррехо?
— Опасности жениться.
— Дьявол, а не человек! — рассмеялся граф. — Там посмотрим.
— А была бы очень хорошая партия, сеньор граф.
— Время покажет, а пока займемся маркизом. В этот момент именно он представляет наибольшую опасность. Знаете, что мне не дает покоя, с тех пор как я забрался в седло?
— Что проклятый метис обманул меня? Не думаю, сеньор граф; он говорил слишком серьезно, а потом, вы же знаете, что вино всегда выводит правду наружу, а любезный друг выпил его превеликое количество.
— Нет, не это меня тревожит; я даже уверен, что сестра находится в Гуаякиле. Флибустьеры Гронье и Равено действительно угрожали городу, поэтому я вполне верю, что мою сестру отправили, чтобы уберечь ее от опасностей грабежа Панамы.
— Тогда чего же вы боитесь?
— Тот метис, чтобы отомстить за наглый розыгрыш, мог рассказать обо всем маркизу и дону Хуану.
— Гром и молнии!.. Червь сомнения зашевелился в моем мозгу, сеньор граф. Об этом я не подумал.
— В таком случае преследование вполне возможно.
— Но у нас преимущество во времени и отличные лошади. Я сам их выбирал, и весьма тщательно. Этот болван после такого количества выпитого вина не мог так скоро проснуться. Может быть, он и сейчас еще спит, а мы уже летим галопом.
— И все больше удаляемся от Панамы. Мне нужно прибыть в Гуаякиль прежде, чем туда сможет добраться маркиз.
— Когда мы там будем?
— Завтра к вечеру, как мне сказал Мендоса.
— А возможно, и раньше, сеньор граф, — сказал баск, все время находившийся во главе отряда, тогда как дон Эрколе составлял арьергард.
— Надо скакать так быстро, как только можно.
— А ваша рана не откроется?
— Не обращайте на нее внимания, — ответил граф. — Зарубцуется позже.
Четыре лошади продолжали между тем бешеную скачку, благо дорога была просторная и в очень хорошем состоянии.
А кругом проносились великолепные пейзажи: тянулись беспрерывные шпалеры огромных пальм, а за ними виднелись роскошные плантации индиго и сахарного тростника.
В полночь граф перевел лошадей на шаг, чтобы не слишком утомлять их, но в час ночи скачка галопом возобновилась; тем временем и луна появилась за деревьями, венчавшими отдаленный холм.
Так они проехали несколько лиг, не встретив живой души, как вдруг Мендоса, обладавший более острым слухом, резко остановил своего скакуна и сказал:
— Всем стоять!..
— Вы опять увидели какого-нибудь котищу? — спросил гасконец.
— Не шутите, дон Баррехо: не время.
Они стояли и прислушивались, им даже показалось, что они различают далекий шум.
— Лошадиный галоп? — спросил обеспокоенный граф.
— Или, может быть, гул водопада? — засомневался дон Баррехо.
— Лошади, как мне кажется, — определил Мендоса.
— Не маркиз ли это охотится за нами? — предположил граф.
— Так быстро? — удивился гасконец. — Мог бы подождать, по крайней мере, до рассвета, понежиться в постели. Или он лунатик?
Все четверо продолжили прислушиваться и очень скоро убедились, что это не шум водопада, а топот многих лошадей, мчащихся что есть духа по Гуаякильской дороге.
— Будем сражаться, сеньор граф? — спросил гасконец, всегда готовый поразмять руки или пострелять из аркебузы.
— Предпочел бы спрятаться и пропустить маркиза, — ответил сеньор ди Вентимилья.
— А после? Ведь если он доберется до Гуаякиля раньше нас, мы не сможем попасть в город. Предлагаю устроить засаду и перестрелять побольше его людей.
— И попасть в их руки? — возразил Мендоса. — Ведь его сопровождают не четыре, не пять человек. Судя по доносящемуся до нас шуму, это галопирует целый эскадрон.
— Давайте укроемся на плантации, — предложил дон Эрколе.
— Нет, тростник еще недостаточно высок, чтобы скрыть нас, да и луна восходит, — ответил граф. — Если бы здесь были кустарники!
— О!.. Чертов мост! — выкрикнул вдруг Мендоса. — Сеньор граф, в карьер!
