Время шло. Он молчал. Я тоже.
Вскоре мне стало скучно. Взгляд блуждал по кухне, улавливая и теряя знакомые предметы. Разум начинал потихоньку догадываться, что все происходящее – всего лишь сон. Но прежде, чем понимание этого пришло окончательно, случилось нечто страшное.
Все мое существо пробрала дрожь. Глаза поневоле вновь уперлись в Муфлона. А тот вдруг поднялся на ноги, задрал голову… И завопил.
Это был тот самый, безумный, невообразимый Вопль из страшнейших кошмаров, когда-либо приходящих в земную тишину. Молчание разбилось на осколки и с жутким грохотом посыпалось вниз. Реальность исчезала. Голова грозилась вот-вот разорваться. Я сдавила ее ладонями и закричала что было сил. Кричали все, кричало все…
Я подскочила на кровати, тяжело дыша и оглядываясь. Сон. Обыкновенный сон. Никакого уханья с балкона. Гробовая тишина, только привычно шумели трубы – видно, соседи с утра пораньше готовили ванну. Часы показывали ровно пять.
У меня было еще несколько часов, чтобы выспаться, но, хотя голова сама собой вернулась на подушку, сердце гулко билось, никак не желая успокаиваться. В ушах предательски звенело. Что со мной сегодня?
Я как следует завернулась в одеяло, тупо глядя в стену. Интересно, подумалось мне, а что бы сказал психиатр, навести я его? Шизофрения? Ну нет, это слишком. Переутомление? Вот это возможно, но от чего? Не от бездействия ведь, в самом деле. Наверное, врач бы начал убеждать меня, что Муфлона, Вороны и Сов не существует. Врачи и скептики (что почти синонимы) вообще забавные люди. Они свято уверены, что того-то и того-то не существует, в то время как все это существует в какой-то степени хотя бы потому, что об этом ведется беседа. Беседа не может вестись о том, чего не существует. Если этого и не существовало раньше, то оно зародилось в реальности, когда об этом заговорили.
Вот чем опасен этот мир. Только зачем я, спрашивается, об этом думаю? Куда лучше было бы согласиться с моим воображаемым психиатром, забыть обо всем и жить себе, как живет человек первого типа – тот, который Негодяй и Эгоист и знать ничего не хочет.
Так и буду, – решила я и закрыла глаза. Но буквально через пять минут тихий звук вновь вынудил меня открыть их и даже сесть на постели.
С кухни доносились шорохи.
У меня в буквальном смысле этого слова волосы встали дыбом, и все благие помыслы о неведении словно стерли ластиком. Воспоминание о сновидении было еще слишком свежо, чтобы не подумать о Муфлоне.
Я сидела, не смея двинуть даже пальцем, несколько секунд. Снова раздался шорох. Потом звук шагов… Скрип отодвигаемого стула.
Страх сковал меня целиком и вдруг совершенно неожиданно отпустил. Я решительно откинула одеяло, встала и направилась на кухню. В конце концов, лучше уж сразу встретить лицом к лицу все ужасы, чем оттягивать их до позднего утра в надежде, что они исчезнут. А если это новый страшный сон, в который плавно перешел прежний кошмар, тем быстрее он закончится. Ни к чему ждать. Лучше все сразу, в одну минуту, чем на многие часы, дни, недели…
Шорохов больше не слышалось. Я не стала зажигать свет – решила просто демонстративно, с олимпийским спокойствием войти и выпить воды. Пусть все расшалившиеся темные и светлые силы видят, что я не обращаю на них внимания, – подбадривала себя я, ступая по истертому ковру.
В кухне оказалось серо. Точно так же, как и во сне. Кружки и пустые пакеты на столе. Приоткрытые дверцы шкафчиков. А на стуле кто-то сидел.
Мои руки дрожали, пока я наливала в стакан воду из графина. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Уши наполнились тягостным жужжанием, ожидая нечеловеческого Вопля. Я всеми силами старалась не смотреть в сторону окна, у которого стоял стул.
Через пару секунд, а, может, минут, я с грохотом поставила пустой стакан на край раковины, будто надеялась, что громкий звук прогонит видение прочь. В тот же миг за окном послышалось знакомое уханье, и я повернулась на этот звук…
Это был не Муфлон. У окна сидел, копируя позу недавнего гостя из сновидений, черноволосый паренек лет пятнадцати.
– Собственно, так кричать я не умею, – сказал он, будто бы возобновляя прерванный разговор. – Да и к твоему знакомому не имею никакого отношения.
Известен всем и каждому этот заплесневелый штамп реальной жизни и всех ее производных – литературы, фильмов, да и просто ни во что не воплощенных фантазий: стоит произойти чему-нибудь необычному, и перед главным персонажем встает уже много веков как скучный выбор – либо засомневаться в собственном рассудке, объявить себя сумасшедшим и отрешиться от нахлынувших видений, либо принять все как бандитскую реальность. Но есть ли толк вопрошать у видения, как оно пробралось в твою драгоценную обитель? Это не раз и не два вызывало у меня недоумение. Уверена, что не только у меня.
Так или иначе, я не подумала ни о том, ни о другом. Это удел двух других жителей этого мира – Негодяя и Благодетеля. А я покореженная проволока, и потому мне просто стало страшно. Без единой мысли о том, что и почему происходит, как в мою квартиру пробрался этот незнакомый подросток, и откуда он знает о Вопле.
Но эти вопросы, похоже, волновали прежде всего незваного гостя. Его явно не устраивало, что я, хоть и думаю о них какой-то частью своего разума, ими, в сущности, не задаюсь. Вопросы есть, но ответы не требуются. Как-то так.
Через минуту лицо парня стало выражать нетерпение. Несмотря на то, что он появился словно бы из ниоткуда (ведь скрежета в замочной скважине и скрипа дверей я не слышала), ужас наводила только неестественность его присутствия, а не он сам. Была в нем некоторая капризность, придающая ему вид озорного ребенка, и это немало успокаивало. Во всяком случае, до той поры, пока я не заметила, что его удивительные глаза красного цвета более чем серьезны, даже угрожающи: будто он что-то задумал, и ему не терпелось претворить задуманное в жизнь. Капризность вкупе со всем этим служила не самой лучшей приправой для успокоения, и мой интерес быстро прошел, вновь сменившись страхом. Но я держала себя в руках.
– Очень хорошо, – сказала я ничего не выражающим голосом. – Кто ты?
Ответ на этот вопрос замечательно дает представление о собеседнике. Если он с некоторым недоумением назовет свое имя – значит, он и сам не знает, как себя характеризовать, и считает вопрос в целом глупым: что он еще такое, собственно, кроме вот этого своего имени? Если незнакомец с сарказмом заявит, что является человеком или неким иным существом – перед тобой глубоко мыслящий субъект, у которого хватает ума не выкладывать свою жизненную философию перед первым встречным, а просто опустить его за слишком простецкую и в принципе неуместную постановку такого важного вопроса. Ну а случись так, что человек в ответ растерянно и грустно пробормочет «не знаю» (как сделала бы я в этом случае), то он просто проволока – ни то ни се. Со временем определится.
– Я? – с некоторым удивлением и даже возмущением выпалил незваный гость. – Ну, если ты так хочешь знать, я – Мефистофель.
