– Он нас не видит и не слышит, – мягко проговорил Авторитет.
Надо же! В историях Мефистофеля нам постоянно приходилось прятаться. И вот она, разница – разве ж мерзавец-Мефистофель стал бы меня так заботливо предупреждать? Впрочем, и минусы тут были. Мефистофеля я, как показала практика, и ударить вполне могла, а вот что касается Авторитета… Одна мысль о том, чтобы ненароком вывести его из себя, заставляла кровь стынуть в жилах, и это учитывая то, что ни одного намерения причинить мне вред у него не было. Вот оно, благоговение в чистом виде.
– Назовем этого человека Оратором, – сказал Авторитет.
Тихонько скрипнула дверь. Я инстинктивно вздрогнула, как и сидящий за столом Оратор, но, конечно, вошедшие не увидели нас с Авторитетом. В руках один из них держал подсвечник с тремя свечами, поэтому мне удалось хорошо разглядеть вновь прибывших. Тот, что держал подсвечник, был в длинном темном одеянии – явно монах или, может, какой-нибудь епископ, я в этом совсем ничего не понимаю. На его груди покоилась массивная цепь с крестом. Его спутник, кажется, был одет куда более оригинально, но его одежду скрывала длинная синяя накидка. Из-под нее виднелись только широкие золотистые манжеты и такой же ворот.
Оратор вскочил и вдруг, неожиданно для меня, бухнулся на пол. Только через несколько секунд, когда мужчина в накидке коротко велел ему встать, до меня дошло, что это было приветствием правителя или еще кого-нибудь важного.
– Назовем их Правителем и Епископом, – сказал Авторитет, спокойно наблюдая за происходящим. – В стране настали тяжелые времена. Правитель пытался развязать войну, но все его попытки потерпели крах. Люди знают, что война – это страх, голод и смерть. Они знают, что война убьет их детей и их самих. Особенно эта война. Благодаря слухам, известно, что грядущее выступление хоть и сыграет на руку правительству, но будет фактическим самоубийством. Не во власти Правителя обуздать всю страну и заставить действовать ее жителей так, как нужно ему. Но он не плохой человек. Он понимает, что война необходима, и в чем-то он прав – со своей стороны, разумеется… Но огромному количеству простых людей не втолковать экономических и политических обстоятельств. Они не хотят ничего слышать – они хотят жить. Воля к жизни – это самое сильное качество человека. Именно поэтому, несмотря на грозящую смерть за поднятые волнения, они вновь и вновь заявляют о том, что не хотят войны…
Оратор подвинул к столу кресло (оказалось, оно стояло у стены, погруженной во мрак), и Правитель тут же опустился в него. Епископ устроился на табурете, а Оратор остался стоять, нервничая еще больше. Но и теперь нельзя было его за это винить. Разговор с властями, это любому понятно, процедура сложная и изматывающая.
– Так если они знают, что их убьют за волнения, ради чего выступают? – спросила я.
– Во-первых, последней умирает надежда, – усмехнулся Авторитет. – Во-вторых, они думают о своих детях. Если их убьют, а война все-таки не состоится, дети окажутся в лучшем положении. Так они думают, – подчеркнул он, показывая, что сия мысль спорная, но обсуждать он ее не собирается.
Я молча кивнула.
– Итак, ты обдумал наше… предложение? – Правитель сделал паузу перед последним словом, намекая, что вообще-то на его месте должно быть кое-что другое.
– Я просто сомневаюсь! – голос у Оратора оказался хриплым, но это, наверное, от волнения. – Сомневаюсь не в ваших планах, конечно, они всегда исключительно разумны и удачны, а в своих способностях… Я… – он кашлянул и недовольно покосился на Епископа, который сидел за столом с абсолютно бесстрастным лицом. – Я не верю в Бога.
– Поверишь, – с некоторой даже угрозой произнес Епископ.
– Подождите, – мягко одернул его Правитель. – Вы его пугаете. – Он едва заметно усмехнулся и снова обратился к Оратору: – Пойми, это совершенно неважно.
– Нет, это очень важно! – Оратор так заволновался, что начал было рассекать комнату, но под предупреждающим взглядом Епископа остановился и стал терпеливо растолковывать: – В силу своего… своего мировоззрения я всегда говорил о необходимости того или иного действия, порой о гордости и справедливости, о силе закона и так далее, но никогда в своих речах я не упоминал Бога! Из-за чего, как вы знаете, у меня даже были неприятности, от которых вы меня избавили… Но дело вовсе не в моих убеждениях!
– Боишься показать себя лицемером? – ядовито усмехнулся Епископ.
– Нет! – с досадой возразил Оратор. – Просто я не смогу вложить в речь все нужные чувства, и потому она будет не такой убедительной, как это вам необходимо.
– Ну, тогда какой из тебя оратор? – справедливо заметил Правитель.
Оратор молчал, нервно покусывая губы. По лихорадочному блеску его глаз и очень несчастному лицу становилось ясно, что он отчаянно ищет выход из создавшегося положения и никак не может найти. При этом было видно, что он всей душой хочет сыграть отведенную ему роль, но и в самом деле сомневается в своих силах.
– Читал ли ты Священное Писание? – спросил Епископ.
Оратор мрачно кивнул.
– Понятно, представление имеешь. Тогда вот что я предложу, – Епископ чуть склонил голову вбок, пристально глядя на Оратора. – Мы составим тебе речь, полную призывов постоять за истинную веру и исполнить желания самого Господа. Ты перепишешь ее так, как сочтешь нужным.
– И будешь читать раз за разом, пока Его Высокопреосвященство не сочтет, что в твоих словах достаточно четко слышится то, что нам требуется, – закончил за него Правитель. Голос у него при этих словах был холоден, как сталь.
Оратор, казалось, задумался. Он словно просчитывал что-то в уме, и, наконец, медленно кивнул:
– Да… Хорошо.
Правитель и Епископ, весьма довольные, встали из-за стола. Разговор был окончен и, судя по всему, желаемого результата они достигли.
Авторитет положил руку мне на плечо. Комната, в которой мы находились, плавно скрылась от глаз. Она словно бы погрузилась во тьму, но спустя всего пару мгновений все вокруг вновь посветлело. Мы находились на улице, залитой полуденным солнцем. Дорога была ужасно пыльной, вокруг высились, если применимо такое слово к описанию приземистых, почти развалившихся строений, деревянные дома, среди которых редкими планками выделялись серые каменные башенки. Откуда-то доносился звон колоколов и невообразимый гул.
– Пойдем, – сказал Авторитет.
Я неуверенно последовала за ним. Казалось, что мне снится приключенческий сон о путешествиях во времени. Яснее ясного, что история, которую рассказывал мне Авторитет, произошла не в мою эпоху и даже, скорее всего, не в моей стране.
Я робко спросила об этом Авторитета, и он коротко кивнул.
– Странно тогда, что я их понимаю, – сказала я, придирчиво рассматривая одну из башенок на предмет ее реальности. – Мало того, что язык должен быть другим, так еще и устаревшим…
– Не говори глупостей, – одернул меня Авторитет таким тоном, каким учитель осаждает нерадивого ученика. – Когда кто-нибудь рассказывает тебе историю, он передает реплики ее персонажей не на твоем языке? – он, видимо, заметил мое смущение и добавил: – Следи за своим разумом, Проволока. Иначе однажды спутаешь одну из историй с реальностью.
