Книга И всё равно люби, страница 10. Автор книги Кэрри Браун

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «И всё равно люби»

Cтраница 10

Он обхватил ее одной рукой, и она тесно прижалась к нему.

– Да, я очень счастлива.

Она потерлась щекой о его рукав. Не надо ему видеть, как она грустна.

– Давай-ка затопим камин, – предложил Питер. – Что там у нас на ужин?


На бегу оглядывая в зеркале спальни свое лицо, она вдруг поняла, что снизу, оттуда, где заканчивается покрытая ковром лестница, не доносится ни звука – тишина и в холле, и в отделенной аркой гостиной, где она уже приготовила подносы с напитками и бокалами и мисочки с орешками и фруктами для сегодняшнего праздника. Да, школьные хлопоты где-то далеко отсюда.

Иногда она очень радовалась расположению их дома, его относительной изолированности. Ей вовсе не понравилось бы вечно торчать в центре событий. Но время от времени бывало и одиноко. Наверное, хорошо работать в конторе, думалось ей порой. Хотя ее представления о такой работе – дружные обеды, «свои» шутки, сюрпризы в день рожденья – пожалуй, далеки от реальности и наивны до глупости. Она ведь знала, учителя в Дерри то и дело ссорятся между собой, сплетничают, да и попечители ничуть не лучше, хотя за годы здесь ей встретилось немало людей, которые вызывали большую ее симпатию, – мужчин, чей ум и опыт восхищали ее, и, в зрелом возрасте, – женщин, которые, как ей казалось, лучше мужчин видят мир: больше оттенков различают, больше связей между ними улавливают.

Чуть раньше сегодня днем, проходя через гостиную и придирчиво оглядывая ее в последний раз, прежде чем отправиться в ванную, через французские окна она заметила несколько первых опавших листьев – ярко-желтые лопасти старого гингко, мягко улегшиеся на террасе. Разметавшиеся по розоватой плитке, они смотрелись изумительно. Но при взгляде на них ей на глаза отчего-то навернулись слезы.

Ее страшило, что в последние дни ее то и дело посещает мысль о собственной смерти – или смерти Питера, причем чаще всего, когда она замечала что-то невыразимо прекрасное… Как тот светящийся в лучах солнца мыльный овал на краю раковины минуту назад или вот как эти яркие остроконечные листья гинкго на кирпичном полу. «Да, я слишком много думаю о смерти, это правда. И до чего же ужасно, что красота мира заставляет ее думать о том, что этот мир придется покинуть навсегда».

Доктор Веннинг наверняка велела бы ей вылезти из меланхолии, сбросить ее с себя. Она обожала дурацкие иронические афоризмы. «Ну же, Рут, выше нос! – тормошила она ее. – Счастье, оно ведь как теплый щенок!»

Рут забавляло, насколько доктор Веннинг тянется к 1960-м. За исключением вьетнамской войны, которой она яростно воспротивилась, доктор Веннинг радостно приняла легкую моду на лозунги того десятилетия.

– «Занимайтесь любовью, не войной». Вот ведь как все просто! – восхищалась она.

Ей нравился символ мира, нравилось желтое улыбающееся лицо, которое однажды появилось повсюду, нравились хиппи – они казались ей прекрасными и невинными (при этом она жестко не одобряла наркотики: «Люди просто не понимают последствий», – говорила она).

– Им хочется сделать мир лучше, этим ребятишкам хиппи, – они думают, что у них это получится. И слава богу!

Ей нравились названия эстрадных ансамблей: «The Monkees». «Herman’s Hermits». «Jefferson Airplane». «The Lovin’ Spoonful».

– Ты либо едешь на автобусе, либо не едешь, – так говорила она Рут.

Рут в ответ лишь удивленно округлила глаза.

– Помнишь автобус? Давай, Рут, забирайся, – любила приговаривать доктор Веннинг, когда ей казалось, что Рут слишком зациклилась на своих печалях.

– Перестань вечно беспокоиться, куда едет твой автобус, не свалится ли он со скалы. В конечном счете ты все равно окажешься по ту стороны скалы, что бы ты ни делала. Так постарайся пока наслаждаться поездкой.

– Да, но что же делать, если я просто не могу ею наслаждаться? – возражала Рут.

– Тогда буду пичкать тебя лекарствами, наркотическими средствами, – ворчала доктор Веннинг. – Но не думаю, что тебе это нужно.

– Ты уверена? – недоверчиво переспрашивала Рут.

– Вполне, – кивала доктор Веннинг. – Доверься мне. Я же врач.

Рут легонько провела расческой по волосам. Никому сегодня нет дела до того, как она выглядит, ей просто надо поторопиться.

И все же она придирчиво оглядела себя – такую чужую и такую привычную – в зеркале. На память пришли слова псалма: «Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей».

У нее всегда был дар – Питер называл его иррациональным – случайно попадать в нужные строки среди церковных догм.

Бог? – Да, возможно. Рай и ад? – Нет.

Ноев ковчег? – Нет, конечно.

Хлебы и рыбы?.. – Что ж, неплохая мысль. Ям Суф, Красное море, воды расступились? – Да, яркий образ, трудно его забыть.

– Знаешь, что мне нравится? – спросила она однажды Питера. – Мне нравится «так». «Так, благость и милость…» Это же вопрос, ты согласен?

Питер, который как раз собирался укладываться спать, натянул на себя белую пижамную футболку и уселся рядом с ней на кровати.

– Рут, ты неисправима – исповедуешь страстные сомнения, – отвечал он. – Пожалуй, да. Вопрос.

– Тогда уж сомнение, – похлопала она его по руке.

– Пусть так, – согласился он. – Сомнение.

И чего же хорошего принесли тебе твои сомнения? – спросила себя Рут, поддернув юбку на платье.

Пора. Некогда предаваться метафизике.

* * *

Она спустилась вниз, рукой скользя по перилам. На кухне достала из ящика фонарик и распахнула дверь в подвал – шаткие скрипучие ступени уводили в густую промозглую тьму, будто в пещеру. Батарейка садится. И почему эти фонари никогда толком не работают?

В подвале она неуверенно нащупала путь через нагромождение коробок, паутину, завалы какого-то отсыревшего старья. Как же холодно здесь, и противный запах откуда-то доносится.

Наконец добралась до распределительного щитка, пошарила фонариком по переключателям, все надписи на которых давно стерлись, и повернула один из них.

Сперва ничего не произошло. Но спустя пару мгновений она почувствовала, как дом вздохнул и тихонько загудел над ее головой.

Рут взобралась обратно по лестнице, держась рукой за холодную гладкую палку перил. Питер наверняка уже потерял ее, беспокоится.

В холле она снова остановилась перед зеркалом, теперь уж точно в последний раз. На щеке какая-то сажа. Лизнула палец, потерла.

И тут услышала звук где-то наверху. Шаги?

Подошла к подножию лестницы и прислушалась. Позвала:

– Питер? Это ты там?

Никто не ответил.

Показалось, должно быть.

Глава 2

Через пять минут на лужайке под окнами школьной столовой она остановилась снять туфли. Она редко надевала их, туфли оставались парадными и неразношенными, бежать в них было бы невозможно. И все-таки она надеялась, что никто сейчас не выглянет в окно и не увидит, как жена старого директора, подхватив башмаки и растеряв достоинство, несется босиком в одних чулках вверх по холму.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация