– Завтра я уезжаю к сестре в деревню, – со вздохом проговорила она. – Не обессудьте, Иван Николаевич, но сегодня я не в силах позировать, бог с ним, с портретом, мне он уже без надобности. – Женщина через силу улыбнулась. – Мне так одиноко и холодно в этом мире, просто побудьте со мной немного. – Грустно и молча они смотрели друг на друга, понимая, что скорое расставание неизбежно. На прощание Крамской почтительно и нежно поцеловал руку Матрены Саввишны. Она перекрестила его.
– Прощайте, Иван Николаевич. И простите меня, если можете…
– О чем вы?! – взволнованно воскликнул Крамской. – Вы чисты душой, у вас душа ангела, и нет ни перед кем вины. Но портрет необходимо закончить. Я напишу вам и, если вы позволите, приеду…
Матрена Саввишна слабо улыбнулась:
– Хорошо, как только я буду на месте, я напишу вам.
Прошло три месяца, Крамской каждый день ждал письма от Матрены Саввишны, сам отправлял ей взволнованные послания, но ответа не получал. Сильная тревога охватила его, художник даже собрался ехать к графу Бестужеву, чтобы узнать о Матрене Саввишне, но того не было в городе, он уехал в Ниццу лечить нервы.
Взволнованный Иван Николаевич сам отправился в Фатеж к Матрене Саввишне выяснить причину ее молчания.
Дорога показалась ему невыносимо долгой, ведь он торопился к своей возлюбленной. Ноздреватый мартовский снег таял и покрывался тонким слоем воды. В воздухе уже витал пьянящий запах весны. Ах!.. как много он обещал!..
Сани, скрипя полозьями, въехали в деревню с покосившимися избами, покрытыми почерневшей от времени соломой.
Дом сестры Матрены Саввишны оказался справным, добротным, двухэтажным. Не иначе как она помогала семье, будучи графиней.
Крамской ждал, что Матрена Саввишна вот-вот сейчас выйдет, почему-то ему казалось, что она непременно почувствует сердцем, что он приехал к ней, и обязательно выбежит его встречать.
Кто-то выглянул из окошка, затем дверь открылась, и на пороге появилась молодая женщина, немного похожая на Матрену Саввишну, но не она. Женщина с недоумением уставилась на щегольски одетого барина, сходящего с саней.
Сердце Крамского болезненно сжалось.
– Здравствуйте, – тревожно произнес он. – Мне бы Матрену Саввишну повидать…
Женщина испуганно заморгала, ее рот некрасиво искривился, и она прикрыла его ладонью.
– Эх, батюшки… – горестно вырвалось у нее. – Нет больше нашей ненаглядной Матренушки…
– Что?! – не поверил Крамской. – Матрена Саввишна?
– Сорок дней завтра будет, как ее похоронили… В дороге она сильно заболела, попала в земскую больницу, там бедняжка и преставилась… Не смогли, значит, ее вылечить…
От внезапного острого горя Крамской застонал и едва устоял на ногах.
– Да вы в дом-то пройдите, – жалостливо всхлипнула хозяйка.
Крамской послушно, не видя ничего вокруг, словно слепой последовал за ней.
В доме его усадили за стол. Он пил горячий чай вперемежку со слезами и вспоминал последнюю встречу в морозный, ненастный день в доме Бестужевых.
На следующий день художник посетил скромную могилку бывшей светской красавицы графини Бестужевой. Увидев маленький холмик с сиротливо стоящим деревянным крестом, он вновь не смог сдержать слез.
Так велико было его горе, что он долго не мог покинуть место, где обрела вечное успокоение его возлюбленная. Разум не мог понять нелепости и трагичности происшедшего. Ведь совсем недавно Иван Крамской был уверен, что впереди их с Матреной Саввишной ждет прекрасная, счастливая судьба, и вдруг внезапно смерть настигла ее, такую молодую, дивную, живую, трепетную, вырвала из жизни, отобрала навсегда!..
Художник снял маленький домик в Фатеже и каждый день ходил на ее могилу. Боль утраты была настолько сильной, что он не мог справиться с ней, и чтобы забыться, гулял по окрестностям, писал, сделал несколько эскизов для будущих картин.
Только через месяц он нашел в себе силы отправиться в обратный путь.
Вернувшись в Петербург, Крамской заперся в мастерской и снял с портрета Матрены Саввишны кусок ткани, которым закрывал картину от пыли. Но кисть в руке дрожала, и он не смог коснуться холста. Вновь накрыв недописанный портрет, художник убрал его в дальний угол.
Время от времени Крамской ездил в Фатеж, навещал могилу Матрены Саввишны, поставил ей памятник.
Годы шли, он изменился, постарел, стал сильно болеть и, несмотря на свое состояние, отправился попрощаться на могилу Бестужевой. Иван Николаевич чувствовал, что больше сюда не приедет.
По дороге он заехал к старшей сестре Матрены Саввишны и, увидев ее дочь, поразился сходству девушки с умершей теткой. Конечно, это была не она, не утонченная красавица графиня, но те же темные бархатные глаза, нежный овал лица, румянец и разлет бровей. Крамской уговорил девушку позировать ему и сделал эскиз.
Когда он ступил на порог своей мастерской, то первым делом вытащил незавершенный портрет Матрены Саввишны, и ее образ словно предстал перед художником, он начал писать ее лицо. Эскиз с портретом племянницы Матрены Саввишны так и остался нетронутым, а вот сделанная в свое время фотография помогла освежить память. Забыв об всем на свете, Крамской сутками стоял с кистью перед мольбертом.
Он писал портрет своей возлюбленной с мучительной страстью, словно пытался вернуть что-то упущенное, очень дорогое и важное. Пытался вдохнуть жизнь в драгоценные черты. Работал в одиночестве, никого не допускал в свою мастерскую, и портрет никому не показывал. Это произведение стало его самой большой тайной, Иван Николаевич так никому и не сказал имя прекрасной незнакомки.
А закончив работу над портретом, он отослал фотографию Маргариты Саввишны в село Миленино ее сестре.
Глава 19
Семейное предание
Зная, со слов Башлыкова, что Маргарита Вишневская фотомодель и участница конкурса красоты 2014 года, Суржиков связался с устроителями конкурса и выяснил, что девушка уроженка Фатежа. Он обратился к коллегам из Фатежского следственного управления и вскоре все узнал о семействе загадочной Маргариты.
Для того чтобы установить личность погибшей Инги Крыловой, Суржиков отправился в небольшой городок Фатеж Курской области, где проживали родители пропавшей девушки.
Несмотря на скверные дороги, комфортабельный автобус довольно быстро довез его до небольшого городка со старинной архитектурой. По пыльным улочкам среди чахлой растительности разгуливали разжиревшие несушки и важные гуси.
Разыскать двухэтажный деревянный дом, где на втором этаже проживала мать Маргариты Вишневской, не составило труда. Дверь открыла седая женщина в очках, со старомодной прической и жестким выражением лица.
– Вам кого? – подозрительно уставилась она на Суржикова.
– Вы Галина Витальевна? – вздохнул следователь.
