Мастерская же изящным убранством, бронзой, восточными коврами напоминала кокетливую аристократическую гостиную. Только сам Иван Николаевич Крамской в свои неполные пятьдесят напоминал семидесятилетнего старика. Почти седой, плотный, приземистый болезненный дед совсем не напоминал худого, энергичного, страстного радикально настроенного юношу, каким он был когда-то.
Будучи поглощенным написанием портретов в обществе высокопоставленных лиц, Крамской вместе с внешними манерами постепенно перенял и их взгляды. Он стеснялся своих молодых порывов и либеральных устремлений юности.
В рабочее время Иван Николаевич носил изящный серый редингот с атласными отворотами, последнего фасона туфли и чулки самого модного алого цвета. Манеры его были степенные, сдержанные. О себе он часто говорил, что стал особой. На собраниях товарищества стал ратовать за значение имени в искусстве, за авторитет мастера. Но дерзкое юношество охладело к нему, новые работы называли сухими, казенными, живопись устарелой.
И тем не менее картины Крамского стали великим явлением в искусстве. Они самобытны, гениальны и неповторимы, они словно вырваны из жизни, их нельзя отнести к какому-либо жанру, они остаются сами по себе.
Но главный труд Ивана Николаевича – это портреты. Нет тяжелее труда, чем писать заказные портреты. Сколько бы художник ни положил усилий и таланта, какого бы сходства он ни добился, все равно найдутся недовольные его работой. А портреты Крамского совершенны! Даже прославленный Коро не писал так строго, как Крамской. Иван Николаевич Крамской был величайший труженик, который в своем труде самосовершенствовался всю свою жизнь, до последнего вздоха, и умер за мольбертом с кистью в руках.
Глава 40
Обыск
Роскошная обстановка в квартире Чарущева поразила Суржикова. Озираясь по сторонам, следователь покачал головой, обращаясь к помощнику:
– Живут же люди! Ты мне не говорил, что владелец фотостудии живет как какой-нибудь арабский шейх. Сколько здесь старинной бронзы, дворцовая мебель, ковры старинные персидские… Да тут на миллионы долларов!
– А я думал, вы знаете, – усмехнулся Бричкин. – Вы же у него были.
– Так он же в гости меня не приглашал, я был только внизу, в подъезде, где он покушение на себя устроил.
Сотрудники следственного комитета описывали имущество Чарущева. Их особенно интересовали антикварные картины, потому что проверка музеев показала ужасающие результаты: многие подлинники отсутствовали, а вместо них в фондах и на выставках находились искусно сделанные копии.
Эксперты установили, что все копии были написаны художником Эдуардом Хрустом. Но Хруста не допросишь, впрочем, как и Чарущева, который с забинтованной головой, в окружении подсоединенных проводков и трубочек аппарата жизнеобеспечения распластался на больничной койке и изредка бессмысленно, мучительно всхрапывал.
Найденные картины в доме Чарущева отправили на экспертизу.
Вырисовывалась великая афера по хищению ценных полотен, принадлежащих разным музеям. Чарущев, безусловно, был центральным звеном в этой преступной цепи, участников которой предстояло найти. Стало понятно, что владелец фотоателье занимался преступным бизнесом, подделывал картины и организовывал их подмену. Наверняка он получал заказы от богатых коллекционеров и сбывал подлинники им. И судя по всему, тоже не чистоплотно, если покойный господин Башлыков пытался в Англии продать одну из таких картин, которая тоже оказалась копией, из-за чего произошел скандал.
– Наверное, Башлыков приобрел картины у Чарущева, и тот выдал все за подлинники, – докладывал начальнику Суржиков. – Все бы было ничего, но тут любовница Башлыкова сбежала, прихватив копию Крамского, и попросила знакомого фотографа помочь продать ее. А фотограф, в свою очередь, рассказал об этом Чарущеву. Круг случайно замкнулся. Чарущев впал в панику: ведь если все откроется и Башлыков узнает, что под видом подлинников баснословно дорогих картин ему вручили подделки, за жизнь Чарущева гроша ломаного никто не даст. Ведь неизвестно, сколько он обманул богатых доверчивых нуворишей. Тогда он позвонил Маргарите и пригласил ее с картиной прийти к девяти утра за фотографиями в фотостудию, а ее фотографии, сделанные Красилиным, он убрал подальше, чтобы приемщица подольше отсутствовала.
– Понял, – буркнул Карсавин. – Он выбрал момент и убил девушку, но зачем он черную розу подкинул?
– Наверно, для того, чтобы сбить нас с толку, – вздохнул Суржиков. – Он для этого и следы красной глины оставлял.
– Мне еще понятно, что он убил фотографа, чтобы тот не болтал, но зачем убил Хруста? Башлыков ведь уже был в Англии, а запуганная Вишневская скрывалась.
Суржиков усмехнулся:
– Скорее всего, Хруст догадался, кто убийца, потому что только Чарущев знал, что Красилин едет домой, и, видимо, высказал Чарущеву свои подозрения, а может быть, стал шантажировать, и тот, зная его характер, решил, что лучше его убрать.
– С этими все ясно, а вот кто начал отстрел Жаркова, Башлыкова и самого Чарущева?..
Егор Иванович нервно заерзал:
– Этим вопросом мы занимаемся.
– Но смотри, если еще кого-нибудь убьют, можешь подавать рапорт об отставке!
– Могу идти?
– Иди, работай…
Увидев взъерошенного, злого начальника, Бричкин фыркнул:
– Вы прямо как из бани, весь красный.
– Вот именно из бани, вместо того чтобы спасибо сказать, опять нагоняй.
Бричкин подсел к его столу и улыбнулся:
– Да не обращайте вы на это внимания, Егор Иванович, лучше послушайте, какое заключение экспертиза сделала: все картины Чарущева оказались подлинниками, похищенными из музеев.
– Да ну! – обрадовался Суржиков. – А я, кстати, так и думал.
– А что, если к хищениям причастны сотрудники музеев? – выдал Бричкин.
– Все может быть, но больно это громоздко, когда много людей задействовано, то и дело провернуть сложнее, да и делиться надо, а Чарущев, судя по всему, жадный. Думаю, нам нужно искать человека или организацию, которые по роду своей деятельности взаимодействуют с музеями и имеют доступ непосредственно к картинам.
– Например, реставрационные мастерские, – проговорил Алексей Бричкин.
Суржиков довольно улыбнулся:
– Молодец! Растешь, Алешка!.. Правильно, реставрационные мастерские, как один из вариантов. Нужно будет узнать, кто обслуживает музеи, думаю, в этом нам помогут Лилия Стасова и ее дед. Свяжись с девушкой, пообщайся, а то уведут у тебя невесту.
– Да ладно вам, – покраснел Бричкин, но за телефон взялся.
– А я пока съезжу в Третьяковскую галерею.
Через полчаса он поднимался по лестнице в кабинет заместителя директора.
Дроздовский Павел Михайлович принял его в просторном кабинете.
