У меня язык не поворачивается возразить. Наверное, Фрося права. Дед прожил целую жизнь, и сейчас о нем печется только домработница, к которой он всегда относился, как к рабыне, разве что ноги об нее не вытирал. А она, похоже, его до сих пор любит и уже простила помолвку с юной девицей. Вот она – загадочная русская душа.
Однако у меня из памяти не идет фото Деда с дырой на месте глаза.
Кто знает: искренне ли поведение Фроси, хлопочущей над стариком, или это лишь притворство, чтобы отвести от себя подозрения в ожидании удобного момента для следующего покушения?
Глава 23
Я поднимаюсь на чердак и, порывшись в коробках со старыми институтскими учебниками, извлекаю справочник лекарственных средств, который попросил у меня Городецкий. Вот ведь въедливый тип: и зачем ему сдалось ковыряться в обнаруженных у Лидочки аспиринах-анальгинах? Впрочем, ему виднее.
Зажав книгу под мышкой, я спускаюсь на второй этаж в поисках Антона: по идее, он должен сейчас быть там – допрашивать Карена или Марию. Сыщика я обнаруживаю в коридоре, стоящим у окна и задумчиво глядящим то ли на оконное стекло, то ли сквозь него.
Услышав мои шаги, пусть и приглушенные ковром, Городецкий оборачивается:
– Это вы…
Взгляд у него немного отсутствующий, словно он еще продолжает ворочать в голове какую-то мысль.
– Я принесла справочник по лекарствам. Вы просили, – говорю я и протягиваю ему довольно толстый томик.
– Спасибо, – благодарит Антон. – Завтра я обязательно верну и книгу, и всю ту аптеку, что забрал.
– Что вы думаете обнаружить среди этих препаратов?
– Пока и сам не знаю, но я стараюсь проверять все как можно тщательнее – уж слишком мало в этом деле улик, за которые можно зацепиться.
– Я могу вам хоть чем-то помочь в вашем расследовании?
– Ни в коем случае! Это может быть опасно для вас!
– Но я уже кое-что выяснила. Помните, вы собирались узнать, где генерал хранит свое наградное оружие? Так вот, Дед говорит, что запер пистолет в верхнем ящике стола в кабинете. Хотите, проверим прямо сейчас?
– Разумеется, – оживляется Городецкий, – только подождите меня здесь – я возьму у Федора Семеновича ключ.
Детектив скрывается в комнате Деда, появляется через пару минут и произносит:
– Теперь идемте.
Мы заходим в кабинет. Антон сразу направляется к письменному столу, а я останавливаюсь посреди комнаты, вспоминая подробности недавно произошедшего объяснения с мужем и теткой.
В моей памяти мгновенно вспыхивают все те слова, что звучали здесь около часа назад. Да, я держалась достойно, не разревелась, не кинулась выдирать волосы любовнице мужа, раскрыла этой парочке глаза друг на друга. Можно сказать, что я вышла из этой ситуации победительницей. Вот только победа эта горькая. Я никак не могу назвать ее триумфом, ведь ее результат – полное крушение моего брака…
– Елена Викторовна! – врывается в мое сознание настойчивое обращение ко мне Городецкого. – Подойдите, пожалуйста, сюда.
Я приближаюсь и вижу, что верхний ящик стола выдвинут и абсолютно пуст.
Я от удивления теряю дар речи, а Антон спокойно произносит:
– Что-то подобное я и предполагал, но теперь мы можем уже почти со стопроцентной уверенностью сказать, что в сиделку стреляли именно из этого ствола. Причем это мог сделать любой из находящихся в доме. Замо́к, как вы видите, просто взломан. Да и разве это замо́к? Так, одно название. Как можно хранить таким образом оружие? Да еще заряженным или вместе с патронами?
Я в ответ лопочу, словно оправдываясь:
– Да ведь пистолет у Деда всегда лежал в городской квартире, в сейфе. Дернул же старика черт притащить его на три дня сюда, на дачу, на свой юбилей, чтоб перед всеми нами лишний раз похвастать своими заслугами! Сейфа в доме нет. Да, наверное, Деду и в голову не пришло, что кто-то здесь может стащить такую вещь – вот и сунул его в стол… Когда же его украли? Здесь ведь почти все время находился Карен…, – тут я запинаюсь и поднимаю ошеломленные глаза на сыщика. – Думаете, это он… взломал ящик… убил сиделку? Но зачем?
– Обычно, пока я собираю улики, я не делаю никаких выводов. До тех пор, пока не сложится единая, абсолютно ясная картина преступления, я не спешу обвинять кого-либо – всегда успеется. Да, не исключено, что пистолет взял ваш муж. Возможно, у него были на это свои мотивы, но пока я могу лишь подозревать его, а также всех остальных в этом доме. Дайте мне время, и я…
Неожиданно речь Антона прерывает стоящий на столе телефонный аппарат, издавший громкую трель. Я невольно вздрагиваю, но, взяв себя в руки, снимаю трубку:
– Алло…
Это наш местный участковый, Сергей Петрунько:
– Здравствуйте, Елена Викторовна… Тут такое дело… Ваш брат сегодня после обеда напился с местными хануриками, а потом умудрился с ними еще и подраться. Не сильно… Так… Пару фингалов друг другу поставили… Я его в опорном пункте до утра подержу, чтобы вам на ночь глядя за ним не ехать. Сам он не доберется – сейчас совсем никакой. Лежит спит тут у нас на лавке. Я его здесь закрою, а к утру протрезвеет – отпущу. Лады?
– Хорошо, Сергей Дмитриевич, – соглашаюсь я, одновременно ощущая и облегчение от того, что брат нашелся, и злость на него за то, что не смог потерпеть и не влипнуть в историю, пока все гости не разъехались.
Для Андрюшки ночевать в отделении милиции – не впервой. За это я не переживаю. И это еще не самая хулиганская его выходка. Он мне в свое время, пока мы вместе жили в генеральской квартире, попортил кучу нервов своим вызывающим поведением и пьянством.
Я кладу трубку и коротко пересказываю детективу информацию, сообщенную участковым.
– А вы уверены, что эта попойка с последующим мордобоем не была затеяна вашим братом преднамеренно, с целью создать себе алиби и не оказаться в числе подозреваемых в убийстве сиделки? – спрашивает Городецкий. – Как вы считаете: он мог застрелить девушку?
Первая моя реакция – защитить брата. Я возмущаюсь:
– Конечно, не мог! Да, его много раз штрафовали за мелкое хулиганство. Но замыслить убийство… – тут голос мой осекается, потому что в мозгу всплывают слова Андрюшки, адресованные Лидочке: «Чего ты боишься, глупая? Насчет укольчика не беспокойся. Копать никто не будет: ведь у него уже были проблемы с сердцем, поэтому никого не удивит, что он помер от инфаркта. Тут все будет чисто. Бояться нечего».
– Не знаю… Я уже ни в чем не уверена, – упавшим голосом растерянно говорю я и мысленно решаю, что не стану рассказывать сыщику про подслушанный разговор брата и убитой сиделки. Вдруг Андрюшка невиновен, а я своими откровениями вызову против него усиленные подозрения?
Городецкий, кажется, уже что-то заподозрил и пристально смотрит мне в глаза. Такое ощущение, что он чует, когда я что-то от него скрываю. Надо его срочно отвлечь.
