Дед появился в своем форменном кителе с генеральскими погонами и целым иконостасом орденов и медалей на груди. Я про себя отметила, что он предпочел нацепить все эти награды вместо орденских планок. Сколько же они весят! Охота ему их было сегодня на себе таскать! Все же не День Победы.
А впрочем, пусть делает, что хочет: это его праздник. Видать, решил поразить свою юную невесту. И, похоже, ему это удалось: Лидочка периодически бросала восхищенные взгляды на все это бренчащее богатство, но меня не оставляло впечатление, что при этом она лишь мысленно подсчитывала, почем можно загнать эти награды на черном рынке.
Подарки решено было вручить уже сегодня. Лидочка не подарила ничего. Французская дочь преподнесла имениннику мягкий пушистый свитер. Дед повертел его в руках, приложил к своему высохшему тельцу, одобрительно крякнул: «Теплый!» и передал юной невесте. Та скроила кислую мину, красноречиво говорящую: «Можно было бы расщедриться и на что-нибудь подороже».
Карен от всех нас, хотя, разумеется, Андрюшка, не вложил ни копейки, поздравил тестя и вручил ему подарок – дорогие швейцарские часы с дарственной надписью. Дед в ответ расцеловал зятя в обе щеки и по-детски восхищённо стал вертеть в руках часы, рассматривая их и прикладывая к уху.
Лидочка, как куклу, взяла его за плечи, подвела к ближайшему креслу и усадила. Дед, кажется, даже не заметил, что над ним произвели эту операцию, по-прежнему восхищаясь часами.
«Господи, – глядя на него, вдруг подумала я, – а ведь он всё больше сползает в маразм. Как же вовремя он написал завещание в мою пользу, а то ведь мог оставить всё хотя бы этой приблудной Лидочке! Что бы мы тогда делали?»
Словно подтверждая мои сомнения по поводу трезвости ума, Дед неожиданно встревожено заозирался, заёрзал в кресле и обеспокоено произнёс:
– Где мой шофёр? Я хочу, чтобы он тоже присутствовал здесь сегодня.
Мы с Кареном удивлённо переглянулись. Никогда раньше такого и вообразить было невозможно. Дед всегда сохранял большую дистанцию между собой и любым, кто стоял ниже него на социальной лестнице. К обслуге – шофёру и домработнице – обращался пренебрежительно, называл только по имени, без отчества, на ты. И уж тем более ему никогда раньше не пришло бы в голову выкинуть такой номер. Впрочем, это его день рождения. Хочет, пусть хоть свинью к себе за стол сажает.
Я отправила Фросю в гараж за новичком-водителем. Что-то слишком много непредвиденных гостей собирается присутствовать. Не нарушит ли это мои планы касательно маленького семейного праздника?
Вернулась Фрося с шофером. Он, войдя в комнату, обвел всех цепким взглядом и скромно сел на стул в углу рядом с домработницей, стоя ожидающей приказаний.
Можно уже потихоньку перемещаться за стол. Я приказала Фросе подавать закуски и обратилась к Деду:
– Ты у нас сегодня виновник торжества, поэтому твое место – во главе стола. А остальных рассаживай сам.
Я могла ожидать от старика чего угодно, но только не того, что по правую руку от него окажется медсестра Лидочка, а по левую – водитель Антон. Для меня это было явным доказательством того, что старик действительно тихо сбрендил и, кажется, скоро вообще перестанет узнавать своих. Стиснув зубы, я вышла из комнаты Что ж, Дед сегодня не устаёт меня удивлять.
Но оказалось, что он готовил нам еще один сюрприз. Когда ужин был уже в самом разгаре, и мы тостовали уже не по одному кругу, Дед вдруг встал и произнес:
– Я тоже хочу сказать здравицу.
Все замолчали. У меня вдруг появилось нехорошее чувство, что добром вся моя затея с юбилеем не кончится.
И тут Дед вынул из-за пазухи пистолет.
Глава 7
Я сразу узнала дедово наградное оружие, которое он не раз показывал нам с Андрюшкой.
Что старик еще задумал?
Лидочка боязливо отодвинулась, сидящий рядом с Дедом Антон мгновенно как-то весь подобрался, не спуская глаз с вороненого дула, благо, оно было направлено в дальний угол комнаты, а не на кого-то из присутствующих. Фрося шумно ахнула, остальные замерли, боясь пошевелиться и гадая, заряжен ли пистолет.
Дед усмехнулся и сказал, обводя взором гостей:
– Я прожил долгую жизнь. Всякое в ней бывало, – тут он посмотрел мне прямо в глаза, потом отвел взгляд и продолжил. – Но я всего себя положил служению родине. Я до сих пор помню свой первый бой. В самом начале войны. Я был тогда молодым, необстрелянным лейтенантом, только окончившим военное училище. Взвод, которым я командовал, участвовал в отражении контратаки немецких пехотных частей. Вокруг рвались снаряды. Гибли наши солдаты, едва успев подняться из окопа. Мне было страшно, но я шел вперед и вел своих людей за собой. Потом было еще много боев. Какие-то уже забылись, какие-то мне не забыть никогда. Я дошел до Праги, был тяжело ранен, и лишь тогда война для меня окончилась. Я до сих пор ношу в теле два осколка. Именно их я считаю своим главным доказательством воинской доблести, а не эти ордена и медали.
Он хлопнул себя по груди, и металлические кружочки зазвенели.
– Но я никогда не забываю, что родина высоко оценила мои заслуги. Я – Герой Советского Союза. Я генерал. Я всю жизнь отдал нашей армии, – продолжал Дед. – За службу своему народу и Советскому Союзу…
– Дед, да сэсэсэра больше нет, – встрял Андрюшка.
– Цыц, оболдуй! – рявкнул на него дед. – Не перебивай меня! Развалили СССР! А что нынче вместо него? Тьфу! Раньше нашу силу уважали во всем мире. А теперь что с армией сделали? Все порастащили!..
Понимая, что Дед перешел к своей любимой теме и может еще долго разоряться о развале советской армии, я решила вмешаться:
– Ты же тост хотел сказать, – напомнила я, опасливо косясь на дуло «макарова», которым именинник начал в запале размахивать во все стороны.
Зыркнув на меня, Дед продолжил:
– За службу Советскому Союзу я был награжден именным оружием. Вот, – он направил ствол в воздух, демонстрируя всем собравшимся накладную пластину с гравировкой, – «От Президиума Верховного Совета СССР».
Дед сунул пистолет под нос Карену, сидящему между Лидочкой и мной. Тот побледнел.
– Не ссы, не заряжен, – грубо успокоил его генерал. – Так вот, к чему я всё это? Да чтоб вы знали: хоть я и уволился в запас, но еще полон сил. И если я что-то решил, будет по-моему. Если сказал: женюсь – значит женюсь, и нечего смотреть на меня, как на ненормального!
Дед с размаха хлопнул «макаров» на стол.
«Будь ты нормальный, ты бы не пистолетом доказывал нам свое право жениться в семьдесят пять лет», – подумала я, глядя на белую, как мел, Марию Данваль и понимая, что не ударить в грязь лицом перед Францией не получится: в своих расчетах я не учла Дедов характер.
Как бы он не выкинул еще какой-нибудь фортель! В последнее время он, на мой взгляд, всё стремительнее соскальзывает в пропасть старческого маразма…
