Грешить бесстыдно, непробудно,
Счёт потерять ночам и дням…
А. Блок
Ключ застрял и не поддавался в замочной скважине. За спиной послышался такой же лязг металла. Обернулся — дверь напротив открывала блондинка с точёным профилем лица и аппетитно выпирающей задницей из тесных для неё джинсов.
— Трахнуть бы её! — заныло в штанах.
Блондинка, открыв дверь, оглянулась, под притяжением моего желания, в расширенных блестящих глазах застыло смятение.
Два часа дня. Ещё в четыре утра, разогнав дома пьяную компанию провожающих меня в отпуск, в последний раз всадил Диле прямо на кресле, но не кончил, спешил на автобус к самолёту, доставившему меня в Симферополь.
Всю дорогу эрегированный орган пытался томительно прорваться сквозь ткань джинсов и не дал мне выспаться в трёхчасовом перелёте.
— Так, сосед по комнате из прежнего заезда уже смотался, пока я один в этом уютном номере с видом на море и свежим запахом от недавней уборки.
Плюхнулся на широкую кровать, с намерением отоспаться, но томление в штанах переросло в непереносимое напряжение.
— Отчего блестели у неё глаза? Как я сразу не догадался — сегодня же праздник, Первомай, наверняка выпила за обедом с соседями по столу!
Я вскочил, извлёк из саквояжа одну из трёх прихваченных бутылок коньяка и постучался в номер напротив.
Она открыла с задержкой. Передо мной стояло благоухающее, явно духами с феромонами, роскошное чудо в вечернем фиолетовом платье.
— Переоделась куда-то, мог бы не успеть, — подумал я.
— Извините, вот с дорогой не успел встретить праздник, а здесь пока никого не знаю, — начал я натиск.
— Но я… — покосилась она на коньяк.
— Хорошо, только давайте к Вам — Вы же сосед?
За столом, она села на кровать напротив, рассмотрел её получше. Постарше, чем я думал, лет тридцать пять, но… какие круглые коленки и впечатляющие ляжки, выступающие из-под ажурных зубчиков трикотажного платья.
Болезненно задубенел член, измождённый от долгого противостояния.
— Великолепный коньяк! — произнесла блондинка, без колебаний опрокинув полстакана «Греми».
Коньячный аромат, разлившийся в воздухе комнаты, явился последней каплей к будоражившему запаху феромонов, переполнившей и взорвавшей моё самообладание.
Я бросился на колени перед объектом живой плоти, способной удовлетворить распалённую физиологию, откинул платье и жадно прильнул губами к вожделенному месту сквозь полупрозрачные колготки в мелкую сеточку.
Она отшатнулась и вскрикнула.
Однако решительный рубеж был уже перейден без прелюдии, она не сопротивлялась в шоке оцепенения.
Когда я попытался, довольно грубо, зацепить пятернёй колготки, блондинка прошептала:
— Я сама, — и медленно, как бы о чём-то размышляя, скинула туфли, скрутила колготки донизу и стащила их за носочки, мелькнув плотными икрами перед моими глазами.
Неожиданный стриптиз распалил меня до изнеможения.
— Никакие феромоны не устоят перед запахом твоей плоти, — прошептал я, лихорадочно приспуская джинсы и, как был на коленях, взялся обеими руками за её затрепетавшую задницу и насадил с размаху розовое устье на перевозбуждённый кол.
— А ты вовремя успел, — усмехнулась она чуть позже с коньяком в руках, — закрой дверь на ключ.
Я исполнил указание. Только, только. Снаружи послышался стук в её дверь. Потом в тишине раздался толчок в мою дверь, охотник шёл по запаху феромонов.
Мы молчали.
Через пару минут послышались удаляющиеся шаги.
— Кто он?
— Мой профсоюзный босс. Мы прилетели из Москвы вчера, путёвку для меня сделал он.
— Значит, духи были для него?
— Что поделаешь, решение было принято раньше, он домогался меня полгода.
— Я Дмитрий, а ты?
— Людмила. Наконец-то, познакомились, — опять усмехнулась она.
— Ну, извини, был слишком озабочен.
— Как будто я сразу не поняла — пошла дура.
— Почему дура? Потому и пошла, что поняла.
— Да у вас мужиков всё просто.
— Жалеешь?
— Нет. Я тоже знаю взрывную страсть с первого раза, — выпила блондинка жидкость и поставила стакан на стол.
— Да уж, нет ничего прекрасней, чем исследовать новое тело, — прорычал я, взбодрённый её знанием и, плотно обхватив ладонями упругую задницу, перевернул москвичку в позу известного речного обитателя.
— Ах! — только и вскрикнула она, когда я засадил ей под ягодицы по самые яйца.
Объявили «Бал знакомств».
Мы со Славкой прихорашивались, потягивая коньяк мелкими порциями, с соседом за стенкой, мы быстро сблизились.
Ему тридцать пять, мне сорок два, но всегда давали чуть за тридцать. Усатый красавец-блондин пользовался вниманием у женщин, однако, хоть и осталось ему доживать в санатории десять дней, никого не имел.
— Как ты это терпишь? — возмутился я.
— Жену люблю.
— На курорте все холостые.
— Честно говоря, — задумался Славка, — нравится мне очень Ольга, сидит за соседним столом с тобой, точь в точь как моя супруга в молодости, но…
Ольгу, блондинку с сексапильно-строгим лицом я, конечно, уже приметил.
— Заслуживает восхищённого внимания, — прицыкнул я языком.
— Да танцевал с ней. Серьёзная девушка, замужем, только и вспоминала своего, где уж мне.
И, помолчав, добавил:
— Что-то общее у нас с ней по отношению к семье.
— Зауважал?
— Зауважал.
Тут в дверь постучали, и на пороге показалась Наташа.
С Наташей мы познакомились на остановке в городе, куда меня сбросил автобус из Симферополя. Первое мая выдалось в Евпатории холодным, девушка в сером пальто без головного убора зябко ёжилась, ожидая транспорт.
Привлекло меня в ней поразительное несоответствие юного, почти детского лица и хрупкой шеи с несоразмерно развитыми выпуклостями грудей и, особенно, широченного седалища.
— Бог мой! — подумал я, — так просматривается даже сквозь пальто, что будет, если её раздеть.
От сексуальной фантазии орган затвердел до ломоты.
— Замёрзла? — спросил я, на — фляжку.
Удобная фляжка с коньяком всегда скрывалась во внутреннем кармане.
