— У тебя, что муж не пьёт? — перешёл я без обиняков на «ты», разливая стаканы.
— Вы знаете, — оттолкнула она моё обращение, — только по праздникам.
— Отпуск — сплошной праздник, значит, пить надо каждый день.
Толя, следя за нашей дуэлью, корчился от смеха.
Очень деликатно я усадил Катю на кровать и вручил ей стакан с вином.
— Нет, мы не пьём, только раз с Эллочкой выпили немного за знакомство, — опять заломалась Катя.
— Я разрешаю! — подключилась Элина, — сегодня тоже пьём за знакомство.
Авторитет Эвелины был для Кати незыблем и, когда та залпом выпила стакан, то Катя с испугом, прикладываясь к напитку несколько раз, тоже, в конце концов, выцедила его. Занятая этим нелёгким для неё делом, она не заметила, как Толя с Эллой вышли через балкон и растворились во дворе.
Толя — продвинутый мэн и верный товарищ смотался с Элиной в её комнату, предоставив мне своё жилище.
Лицо у Кати зарделось, она сидела на кровати и крепко держала двумя руками пустой стакан. Я осторожно вытянул его и дал ей мандарин. Она надчистила его с одного конца и всунула маленький кусочек в пухлые губки.
В этот момент она обнаружила отсутствие в комнате приятелей и встревожилась:
— А где Эля с Толей? — у неё был вид, как у расстроенного ребёнка, но поверить в то, что напротив сидит ребёнок, никак было невозможно, слишком уж выпирала и вздымалась её большая взволнованная грудь.
— Глупая, — прошептал я ей, — они давно трахаются, только ты ломаешься.
Катя была ошарашена.
— У ней же муж, — наконец промолвила она.
— На юге все разведённые! — сказал я и тут же сообразил по её бегающему взгляду, что сейчас она подымется и тоже сбежит, чтобы опять испортить жизнь любимой подруге и её воздыхателю, а, заодно, и мне — навряд ли больше представится случай поиметь такое роскошное тело. Я ринулся на Катю, как ястреб сверху на добычу, и зажал её в своих объятьях до скрипа грудей, а замком губ заставил замолчать, пытающийся возмутиться, ротик. Не мешкая, я лихорадочно стянул с неё голубые фланелевые трусы.
С одной её ноги слетела туфля, я сдёрнул нежную розоватую задницу на угол кровати и со сладостной мукой проткнул её сопротивляющиеся губки, оказавшиеся узенькими, ротик не обманул!
Сама она отключилась в шоке от стремительного нападения.
Я кончил с восторгом очень быстро и встал. Катя открыла глаза, в них стояла растерянность, я налил ей снова стакан вина, она хлестанула его залпом.
— Ну, есть положительные сдвиги! — сказал я.
Рыжеволосая красавица молчала.
Молчала она и всю дорогу — я проводил её до её корпуса.
Мы остановились. Вдруг, Катя бросилась ко мне на грудь и, плача, стала страстно целовать меня.
— Мне было с тобой хорошо. Я никогда не изменяла мужу. Теперь я поняла, что не люблю его. Он лысеет, я каждый вечер смазываю его волосы чесночной настойкой, а потом мне противно спать с ним рядом, — сбивчиво объясняла она со слезами.
— Господи, — подумал я, — есть женщины, которых просто надо брать силой.
Из корпуса показался Толя, воодушевлённый новым романом, и с восторгом описал подробности любовной встречи. Я тоже информировал друга о последних событиях.
— За что боролась, на то и напоролась, — захохотал жизнерадостный сангвиник.
Но, как выяснилось позже, напоролся я. Катя не давала покоя ни днём, ни ночью. Днём, она, выискивая моменты, когда моего импотента не было в комнате, шла ко мне не таясь, ночью же тихо стучалась в дверь, когда сосед уже засыпал.
— Катя, ты измучила меня, — шептал я ей спросонья.
— Понимаешь, к нам пришёл Толя, я не стала им мешать.
Как будто у Толи не было места — трахаться с Элиной.
В постели она оказалась изобретательной, было видно, что женщина на ходу постигает нюансы любовных утех.
— Мы с мужем любили только в одной позе, — рассказывала она.
В общем, я прилично справлялся со своими мужскими обязанностями, но в душе поселилась вселенская усталость.
Я заметил, однажды, Катерине, что надо временно прекратить наши встречи, у меня большая нагрузка на сердце от грязелечения.
— Конечно, конечно, — с готовностью согласилась она, прекратила ходить ко мне в комнату, но поджидала на каждом шагу.
— Ты мне весь отпуск испортил, — плакала дама, познавшая прелести секса.
Приходилось утешать и опять вести в постель. Без особого азарта.
Мы с Ольгой провожали на вокзале Славку. Я оставил их одних в последний момент и отошёл в сторону.
Никогда на людях они не показывали своих отношений, в завершение отпускного сезона мы часто шатались вдоль лимана большой пьяной компанией.
Раздался уже третий звонок, любовники поцеловались в последний раз, и тут Ольге стало плохо. Она бессильно обвисла в Славкиных руках, а тот беспомощно оглянулся в мою сторону, поезд вот-вот должен был тронуться.
Я подбежал, товарищ передал мне дрожащими руками Ольгу и еле успел вскочить в покатившийся вагон.
Так и стоял он на подножке, пока не скрылся из виду, а я пытался привести Ольгу в себя, вливая ей коньяк из неизменной фляжки.
Я довёл её до комнаты.
— Заходи! — сказала девушка. — Есть сигареты?
Вообще-то раньше я не видел, чтобы она курила.
Она села на кровать и глубоко затянулась:
— Какая, дура! Мы, ведь, с ним были вместе только три дня. А могли быть три недели.
— Такие характеры у вас.
— Никогда не помышляла изменить мужу, а теперь… теперь — как я без него?!
Девушка заплакала, а сигарета упала прямо на пол. Я поднял дымящийся окурок и загасил. Потом достал фляжку и подал ей.
— Пей!
Она отхлебнула крупный глоток, и тут её плач перешёл в судорожные рыдания.
Я подсел рядом, обнял за трясущиеся плечи. Раньше всегда Ольга поражала меня статной выдержанной красотой Нефертити, строгой и недоступной. Сейчас передо мной сидела безвольная рыдающая девчонка с расплывшейся под глазами тушью.
Раскрасневшееся лицо, губы, вспухшие от переживаемых эмоций. Она казалась такой наивной, милой и сексуально привлекательной, что я не удержался и поцеловал её.
Она… ответила взаимным поцелуем.
— О, как ты желанна мне, девочка! — пронеслось в моей голове, когда я, мягко уложив её на кровать, начал стаскивать ажурные трусики с полированных ножек.
Несмотря на естественно белые волосы на голове, лобок её был покрыт восхитительным ковриком чёрных кудрявых волос.
