— Что ты. Тут предки рядом, — охладила она меня.
Не раз поражался я чтению прорицательницей моих мыслей.
Как-то я слышал, что у женщин гораздо больше развито правое полушарие — интуитивное, и большой вопрос, что вернее: мужской разум или женское подсознание?
XII
На пятый день разразился скандал. Ранним утром я не обнаружил рядом с собой согревающее ларисино тело. «Рано ещё» — зябко поёжился я от прохлады с реки, — «где она?»
Выбрался из палатки. Тихо, предки спят, кругом никого. Пошёл наугад вдоль берега. Метров за триста от нашего места заметил: из-за веток деревьев просвечивает мелькающими бликами костёр.
Я приблизился.
Лариса королевой, в одном открытом купальнике, в нём она обычно спала, восседала на массивном брёвнышке и цедила из горлышка портвейн. У её ног возлежали пажи, ребята в возрасте шестнадцати — семнадцати лет. Все трое гладили её по ступням, а один подбирался уже по бедру к вожделенному месту.
Сердце заколотило, как будто хотело вырваться из груди, я прихватил оказавшийся по случаю дрын и шагнул к костру.
Наверно, мой решительный вид был ужасен для тесной компании. Парни мигом убрали руки от девушки, и присели на задницы, опершись руками о землю. Лариса бросила бутылку, вскочила с королевского трона, схватила меня за руку, и мы молча удалились.
Позже, я узнал, что ребята приняли меня за её отца, иначе поединка было бы не избежать.
— Сука! — не вынес я по дороге. Она промолчала.
Мы вернулись к палаткам. Я потянул её внутрь, но она вырвала руку:
— Дай, проветрюсь на воздухе, не бойся не уйду.
Я лежал, стиснув зубы. Если б остался с ней, мог нагрубить ещё больше, а рядом спали родители. Уснуть, тоже был не в силах.
Вдруг что-то звякнуло, и я услышал громкий голос отца:
— Ты что, оборзела?
Я выглянул из палатки.
Владимир держал запасы вина в рюкзаке у изголовья, дочка просунула руку под край палатки, та была без дна, и вытянула из рюкзака бутылку. Но пьяная неосторожно задела другие бутылки. Хранитель святой жидкости вмиг проснулся, схватил вора за руку, и сейчас из-под палатки торчала только его голова, больше он не мог пролезть наружу.
Лариса, однако, вырвалась вместе с вожделенной бутылкой и, заплетаясь языком, возразила:
— Тебе что, для дочери родной жалко? Да?
Она отошла на защитную дистанцию и, ловко просунув пальцем пробку внутрь, приложилась к горлышку.
Отец, который уже вылез из палатки, очумело смотрел на алкающую дочь.
На шум проснулась мать и, оценив обстановку, с криком набросилась на меня:
— Вы там запились в городе, не просыхаете!
— Я трезвый, посмотри! — пытался обороняться я.
— Значит, девочку приучил, без пьянки она с тобой спать не будет!
Это оскорбление я не мог стерпеть:
— Ну, это слишком! Оставайтесь со своей «девочкой», я уезжаю домой!
— Никто тебя и не держит! — вспыхнула «тёща».
Всеобщая ссора, спровоцированная Ларисой, вмиг поглотила призрачную гармонию согласия.
Рубикон был перейден, отступать было некуда.
Отец хмуро молчал. Лариса, проглотив почти всю бутылку, забралась в палатку и рухнула животом на матрац. С великой грустью смотрел я на выдающуюся задницу, которую, похоже, не придётся больше проминать своим передком.
Отец осторожно увёл злыдню Маргариту к автомобилю, стоявшему неподалеку, слышно было, как машина заурчала и скрылась за кустами.
«Нормальный мужик», — подумал я, «наверно, предоставляет мне возможность попрощаться с Ларисой». Но проститься можно было только с бесчувственным телом.
Я порывался плюнуть на всё, собрать нехитрые свои пожитки и отправиться к остановке автобуса за километр от нашего лагеря.
«Уже не «нашего», — поймал я себя на мысли. Вспомнив, что в трудные минуты жизни, выручала меня физкультура, решил, пока проспится Лариса, пробежаться до сельского поля, километров на семь, один раз такую пробежку я уже совершал.
Быстро натянул спортивный костюм, кроссовки и побежал.
Свежий утренний воздух от реки, живописные извилины Дона, убегающие в таинственные дали кустарники, благоухающие распустившимися почками, а дальше равнины с пёстрыми коврами цветов, примыкающие к уже зеленеющему полю с небесами до горизонта, восстановили равновесное состояние души.
«Что ж, придётся закончить наш любовный марафон с Ларисой, вместе с финишем этого забега. Чем раньше, тем лучше. За месяц знакомства уже куча стрессовых ситуаций. Если дальше безнадёжно привяжусь к ней, то стану прощать и терпеть всё, но конец всё равно наступит, только ещё больней будет разрыв».
Я увлекся в ту пору познанием тайн человеческой психики, серьёзные учёные объясняли любовь проникновением и слиянием двух биологических полей партнёров.
Как трудно выживать тому из дуэта, чьи полевые связи оказались, вдруг, разорванными без немедленного замещения на новые!
Оголённые концы растерзанного поля притягивают злых демонов виртуального мира, которые устремляются в незащищённую душу и пожирают её.
Тяжко, как тяжко!
Я вернулся назад, неспешным шагом, бег мешал переваривать терзающие мысли, хотя побежал я с намерением прогнать их.
Лариса уже проснулась и освежилась в воде, с купальника стекали ручейки. Она сидела на нашем любимом бугорке перед рекой.
— Привет спортсменам! — помахала красавица рукой.
Я хмуро промолчал.
Она поднялась и мокрой лягушкой прильнула ко мне.
— Холодно! — непроизвольно вскричал я.
— Сейчас тебе будет жарко.
Она достала из-под пригорка бутылку, дошла до столика у кострища и вылила всё в голубую чашку. Вина пришлось больше стакана.
— Твоя птичка принесла тебе в клювике.
Я выпил. Полегчало.
Лариса подвела меня за руку к палатке, затолкнула в неё и стремительно сорвала с меня спортивный костюм, а с себя купальник.
Потом толкнула на спину и уселась сверху.
Я снова весь оказался в её власти и лишь издавал непроизвольно смачные междометия:
— О, как ты качаешь! О, сучка! А-а-а! Вдарь сильнее своей развратной задницей!
Мы излились вместе.
— Видишь, я научилась кончать с тобой в любой позиции, — наклонилась она всем телом, целуя меня в губы.
Захотелось сразу есть. Мы разогрели на костре банку тушёнки с гречей и позавтракали.
