Когда он добрался до середины комнаты, сработала ловушка. Едва Хуан наступил на серебряную пластину, над ним раскрылась соответствующая ей золотая пластина на потолке. На сообщника Гила обрушился поток серебра — тысячи крошечных цепочек. Хуан изумленно ахнул и пригнулся под серебряным водопадом. Цепочки весело позвякивали, а слегка потерявший голову Хуан танцевал среди них, еще больше запутываясь в серебре.
— Какого?.. — начал было он, пытаясь смахнуть с себя серебряные оковы. Его рука рванулась назад. — Черт, да они все в крючках!
Наконец-то Гил заметил, что вдоль цепочек поблескивают сотни шипов длиною в сантиметр. Их концы были загнуты, поэтому, падая с потолка, цепочки не причиняли вреда.
Гил похолодел. «Мать их!» — мысленно выругался он, внезапно осознав опасность, но ничего не успел крикнуть.
Поток цепочек резко закружился вокруг Хуана и одновременно потянул его вверх. Тот дико закричал от ужаса. Извиваясь, цепочки с шипами подняли его на двухметровую высоту, пока от тяжести собственного тела Хуан не рухнул на пол.
Он с трудом встал на ладони и колени. Почти вся одежда была с него содрана — вместе с лоскутьями кожи. Он поднял лицо к Гилу, и тот заметил, что у напарника не хватает левого уха, а скальп еле держится, сбившись на сторону. Оба глаза превратились в кровавые раны. Слепой, Хуан мог лишь выть от боли. В тех местах, куда в несчастного вонзались крючки, его кожа начала темнеть.
Яд!
Хуан с воплями медленно пополз по полу. Долго мучиться ему не пришлось. Яд достиг сердца, и Хуан безвольно повалился на золотые и серебряные плиты. Его крик оборвался.
Мигель бросился было к приятелю, но Гил остановил его, схватив за рубашку. Вдвоем они стояли теперь на одной золотой пластине посреди комнаты. Когда эхо предсмертного вопля Хуана смолкло, Гил различил тиканье и скрежет спрятанных под пластинами и за стенами мощных механизмов. Незваные гости попали в изощренную западню.
Гил осмотрелся, затем опустил взгляд на золото под ногами.
— Наверное, все так устроено, что механизм запускается, только когда кто-нибудь попадает в комнату.
Он окинул глазами пластины, ведущие к золотому идолу, и те, по которым шел от входа. Со всех сторон доносилось тиканье. Гил подозревал, что ни вперед, ни назад идти небезопасно.
Возле него стонал Мигель.
Гил угрюмо взглянул на окружавшие их невероятные богатства. Зная, что за красотой притаилась смерть, он уже не испытывал к золоту прежнего вожделения.
— Мы в ловушке.
* * *
Уютно устроившийся на походной койке в спальном мешке Сэм проснулся от какого-то сопения возле входа в палатку. По ночам из леса в лагерь всегда наведывались опоссумы и другие любопытные создания. Однако теперь пожаловал кто-то покрупнее: тень занимала добрую часть полога. Сэм попытался вспомнить, застегнул ли палатку, после того как закрылся от мошкары на «молнию». Прежде всего Сэму пришла мысль о ягуаре. Несколько крупных кошек видели у реки Урубамбы, протекавшей через джунгли ниже руин.
Как можно тише Сэм достал винчестер. Винтовка досталась ему от деда и переходила в семье Конклинов от отца к сыну с тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года. Сэм никуда не ездил без этой винтовки. Из нее давно уже не стреляли, держали скорее ради безопасности и как талисман, а не как оружие. Теперь же, незаряженная, она могла послужить хорошей палкой.
Пальцы Сэма скользнули по деревянному прикладу.
Кто-то снаружи зашуршал полотном палатки. Черт, он все-таки забыл ее застегнуть!.. Сэм прыгнул в спальном мешке и поднял руку с винтовкой.
Когда он занес ее, дверца палатки приоткрылась.
— Сэм, ты не спишь?
Мэгги просунула внутрь голову и нерешительно постучала по брезенту.
Сэм опустил винтовку на колени — кровь все еще стучала в ушах. Он с трудом сглотнул, прочищая горло, и заставил себя ответить как можно непринужденнее.
— Да, я уже встал, Мэгги. Что случилось?
— Я не могла заснуть и все думала об этих надписях. Мне нужна твоя помощь.
Сэму не раз представлялось, как Мэгги под покровом ночи крадется в его палатку, но ни одна из этих фантазий не касалась обсуждения сделанных на латыни гравировок. Тем не менее ночной визит Мэгги всегда был для Сэма желанным.
— Ладно. Секундочку.
Выкатившись из спального мешка, он натянул джинсы. В такую душную ночь Сэм не стал бы надевать рубашку, но ради Мэгги пренебрег удобством и накинул кожаную жилетку.
Схватив ковбойскую шляпу, он расстегнул на палатке «молнию» и вылез наружу. Лагерь заливало серебряное сияние луны, отчего свет четырех фонарей казался тусклее. Сэм откинул растрепанные волосы со лба и убрал их под шляпу.
Мэгги отступила назад. На ней были все те же защитного цвета штаны и жилет поверх красной рубашки. Единственным подтверждением того, что Мэгги пыталась отдыхать, служили распущенные волосы, обычно убранные в хвост. Сейчас по плечам девушки струились золотисто-каштановые, посеребренные ночью пряди.
Очарованный игрой лунного света на щеках и губах Мэгги, Сэм не сразу смог спросить:
— Так... что стряслось?
Как всегда, ее глаза как будто не замечали Сэма.
— Та надпись на последней полосе. На самой нижней. Эти недостающие слова и строчки. Латинский — такой странный язык. Одно-единственное слово может изменить весь смысл.
— Да?
— Что, если мы прочитали неправильно? Что, если одно из этих недостающих слов или строк опровергает весь наш перевод?
— Возможно... Завтра мы все равно узнаем правду. Когда утром мы вскроем гробницу, она окажется нетронутой или наоборот.
В голосе Мэгги почувствовалась досада.
— Сэм, я хочу знать до того, как мы вскроем гробницу. Неужели тебе не интересно, что собирались передать на этих полосах конкистадоры?
— Конечно, интересно, но слов ведь не разобрать.
— Я понимаю, Сэм... но это от очистки одним лишь спиртом.
Мэгги со значением взглянула на него.
Неожиданно Сэм догадался, к чему она клонит, однако продолжал упорно молчать. Два года назад Сэм представлял работу по использованию фосфоресцирующего красителя для обнаружения стертых временем письменных знаков на камне или металле. Тогда его идею единодушно высмеяли.
— У тебя с собой? — спросила Мэгги.
— Не понимаю, о чем ты, — пробормотал Сэм.
Никому, даже дяде, он не признавался в том, что, не отказавшись от своей теории, потратил эти два года на исследование различных вязкостей разного рода красителей и спектров ультрафиолетового света. Сэм хранил свои разработки в строжайшем секрете, не желая испытать унижение, пока не опробует результаты на практике — подальше от посторонних насмешливых глаз. Внезапно он осознал, что хранит тайны гораздо ревностнее своего дяди.
