— Но откуда такая уверенность?! — вскричал поляк и, уже взяв себя в руки, спокойно добавил:
— Вы, герр Гольдман, что-то не договариваете… Уж будьте так добры, просветите нас, чтобы мы не громоздили тут нелепицы на небылицы… Поделитесь вашими знаниями о русском, вашей осведомленностью… Ну, невежды мы, что поделаешь!
— Вы преувеличиваете не только опасность, исходящую от русского дипломата, господин Каменский, но и мою осведомлённость… Я не ошибся, сказав, что знаю о нем чуть более вашего… Но это «чуть-чуть» позволяет мне не согласиться с вашим видением русского атташе и с вашими выводами в его отношении… Одна случайная встреча подсказала мне, что наш новый знакомый — азартный и весьма увлекающийся мужчина… Полагаю, что он пришел сюда в поисках острых ощущений, а не для того, чтобы выследить, а затем «сдать» вас, пан Каменский, вашим партайгеноссе из парткома! Думаю, ваши опасения безосновательны…
— Да что вы всё ходите вокруг да около, герр Гольдман! — не выдержал поляк. — Говорите же наконец по существу, не дети ведь перед вами! Вы будто молитву перед обедом читаете, или проповедь на паперти… Извините, доктор, нервы…
— Может быть, господин Каменский, вы и правы — я несколько затянул вступление… Так вот, теперь по существу. Только должен вас предупредить, сначала мне придется говорить не о русском, а о других, более известных вам персонажах. Так что не торопите меня!..
Вы, конечно, помните громкий скандал в итальянском посольстве, когда в прошлом году повесился их молодой вице-консул… К сожалению, забыл его имя…
— Альдо… Альдо Бевилаква, — подсказал всезнайка Фогель.
— Вот-вот — Альдо! — обрадованно произнес австриец и тут же, поняв свою оплошность, с трагической ноткой в голосе добавил:
— Я тогда был приглашен в итальянское посольство, чтобы составить заключение о смерти… Вы же знаете, что до введения в эксплуатацию американского культурного центра я был единственным врачом-иностранцем в Катманду. Приходилось выступать в разных ипостасях: я был и оперирующим гинекологом, и терапевтом, и даже психиатром… Всё это позволило мне проникнуть в такие тайны проживающих здесь европейцев и американцев, что не снились ни непальской полиции, ни местной службе безопасности. Пациенты раскрывали мне такие секреты, которыми не всякий приговорённый к смерти преступник поделится с причащающим его священником.
Словом, о тех людях, живых или мёртвых, к которым меня затребовали, я узнавал всё. При этом никогда инициатива не исходила от меня, то есть я нисколько не стремился что-то выведать, отнюдь. Если я и задавал вопросы, то лишь с одной целью — чтобы правильно поставить диагноз, не более…
Австриец умолк, налил себе «кока-колы» и стал не торопясь, мелкими глотками, пить. Дипломаты, заинтригованные его рассказом, неотрывно следили за каждым его движением.
* * *
«Черт возьми, теперь ясно, почему гэдээровский консул так обхаживает доктора! — услышав последние слова Гольдмана, Полищук заёрзал на унитазе. — Если я правильно оценил Фогеля, и он действительно агент МГБ, то он должен участвовать в вербовочной разработке австрийца…
Стоп! А может, он, как и я, “сидит под корягой” — работает под дипломатическим прикрытием, а в действительности — восточногерманский разведчик? Но почему же мне об этом не сообщил мой “резак”, полковник Тимофеев? Впрочем, какая разница, в какой ипостаси — агента или кадрового разведчика — выступает Фогель! Дело не в нём. Главное — это доктор, который представляет безусловный интерес для любой спецслужбы. Он — находка, вездеход, имеющий в силу своей профессии возможность проникать туда, куда простому смертному не попасть и за огромные деньги! Молодцы ребята из МГБ, поставили на призовую лошадку, со временем она вас озолотит… Но и я — не промах — догадался-таки, что за птаха этот Фогель!..»
Вдруг Полещука осенило. От волнения он даже привстал со стульчака.
«Стоп, Лёня, стоп! Ты полагаешь, что этого неотразимого Бруно Гольдмана консул изучает в плане вербовки?! Окстись, Лёня, ты — просто наивняк! — выругал себя Полещук за ранее выдвинутые и, как теперь ему казалось, опрометчивые предположения. — Вспомни, как консул буквально прожигал тебя взглядом, будто лазером, во время твоих пикировок с Гольдманом. А как он заёрзал на стуле, когда ты пару раз похлопал доктора по плечу!..
Фогель влюблён в доктора, он ревнует тебя к австрийцу и даже не пытается этого скрыть! Стоп! А, может, у этих арийцев любовный роман? Что ж, вполне может быть, что эти двое страдают “болезнью английских аристократов”… Во всяком случае, поведение консула — красноречивое тому свидетельство… Всё, с завтрашнего дня вплотную занимаюсь этими двумя персонажами!
Значит так, телеграммы-молнии в Центр, а пока придут ответы, надо максимально изучить эту любовную парочку через местную агентуру… Ведь если я на правильном пути, консул с доктором должны где-то встречаться — не в казино же они любовью занимаются!..
Так, кто у меня из агентов имеет подход к гостиницам? Ну да, конечно, недавно завербованный агент “Чанг”, он же полицейский! А что если эти “голуби” предаются любовным утехам на вилле доктора? У консула негде — гэдээровские дипломаты живут, как в общежитии, в одном доме… И в этом случае мне поможет “Чанг”. Напустит страху на прислугу доктора — они и выложат всё, как на духу. Впрочем, и напускать не нужно — аборигены, они все заодно и против бледнолицых… В общем, агент получит исчерпывающую информацию, ибо ни одно любовное свидание, как его ни шифровать, в каких условиях максимальной конспирации его ни проводить, от челяди никогда не утаить. Следы греха остаются всегда: измятые или испачканные простыни и наволочки, забытый в ванной комнате перстень, чужие волосы в гребне хозяина, да мало ли что ещё, о чем может знать только прислуга! Словом, вперёд и только вперёд, Лёня!
А если консул всё-таки мой коллега, и изучает австрияка в плане вербовки, тогда что? — капитан в раздумье потер лоб. — Идея! Надо опередить Фогеля, закрепив за собой права на Гольдмана… Всегда есть тот, кто старается сильнее!
Короче, кем бы ни являлся консул, даже если у него роман с доктором, мне ничто не мешает завербовать эту “голубую парочку” и заставить работать на себя… К тому же на связи у меня ещё не было эстетствующих арийцев-извращенцев! Н-да, дела… Удалось ли кому-то ещё, кроме меня, обнаружить в Непале, на задворках мировой цивилизации, такую коллекцию явных и тайных сотрудников спецслужб, да ещё и “голубой” окраски? Нет, конечно. А мне вот удалось!
Стоп! А что это там доктор говорил о моей с ним случайной встрече? Уж не путаете ли вы, герр Гольдман, меня с кем-то? Ладно, дослушаем выступление доктора до конца, а там видно будет…»
* * *
— Когда я прибыл, чтобы освидетельствовать труп и составить заключение о смерти, — продолжил свой рассказ доктор, — я уже знал наверняка, что мне предстоит иметь дело с так называемым диалогическим видом самоубийства, это когда в конфликт потенциального самоубийцы включено ещё какое-либо лицо, которое, как правило, и является причиной психологического кризиса, корнем зла. В таких случаях уход из жизни совершается потерпевшим из желания вызвать к себе сочувствие или собственной смертью наказать обидчика. До конца доводится лишь небольшое количество таких самоубийств, и то чаще всего по несчастливому стечению обстоятельств: собирался припугнуть, но допустил либо передозировку, либо поспешность…
