Как это, кстати, и произошло с беднягой Альдо… Он накинул себе петлю на шею и повесился в столовой своей виллы в тот самый момент, когда там обычно появлялся мажордом, чтобы накрыть на стол. Мажордом замешкался в винном подвале и, когда вошёл в столовую, было уже поздно…
О том, что я столкнулся именно с такой шантажно-демонстративной попыткой самоубийства, свидетельствовала и составленная покойным предсмертная записка, в которой он просил прощения за свой поступок, у кого бы вы думали? Нет, не у Господа Бога и не у своих родителей… Он просил прощения у своей возлюбленной!
— Но при чем здесь итальянец и его возлюбленная, если мы собираемся выстроить линию обороны против русского! — перебил Гольдмана поляк.
— Послушайте, пан Каменский! — не выдержал консул. — Вы или молча выслушайте до конца доктора, или сходите проветриться, пока мы здесь без вас примем решение! — перейдя с английского на немецкий, Фогель витиевато выругался и попросил доктора продолжить.
— Надо сказать, господа, что для меня самоубийство итальянца не было такой неожиданностью, как для его коллег из посольства… Дело в том, что незадолго до своей смерти Бевилаква обратился ко мне, и я консультировал его в качестве психоаналитика или психотерапевта, — суть не в определении характера консультаций, а в том, что мне удалось выяснить о его взаимоотношениях с любимой женщиной…
— Герр Гольдман, а кто она, как её зовут? — опять не выдержал поляк.
Доктор не успел ответить, потому что Фогель, отбросив дипломатическую этику, заорал, как фельдфебель на плацу. Да так громко, что Полещук выхватил из ушной раковины микрофон с такой поспешностью, будто это была пчела.
— Вы закроете наконец рот, пан Каменский, или мне на правах старшего попросить вас уйти?! Послушайте, а может, вы хотите сорвать нам игру с русским и поэтому всячески мешаете герру Гольдману? Тогда убирайтесь отсюда немедленно, трус!
— Ну что вы, герр консул, как можно так обо мне подумать… Впрочем, извините… Нервы, понимаете ли… С этого момента я нем как рыба! Прошу вас, герр Гольдман, продолжайте… Считайте, что меня здесь нет!
— Итальянец рассказал мне историю своей любви, — пересев другое кресло, подальше от поляка, продолжил австриец, — и вот что выяснилось, господа… Я, с вашего позволения, опущу не относящиеся к самоубийству Альдо подробности его знакомства с этой роковой женщиной, скажу лишь, что инициатором их отношений был не он — его возлюбленная. Хотя, как мне признался итальянец, он страстно желал этой связи, но сам бы никогда не решился сделать первый шаг…
И дело не только в том, что женщина была ослепительно красива, она вдобавок была много старше Альдо. Он догадывался об этом, но не подозревал, что разница так велика — тринадцать лет. Ему было двадцать пять, ей — тридцать восемь. Роковое число, потому что её дочери тоже было тринадцать… Но об этом он узнал позже, а сначала они сняли виллу и стали жить вместе. Что это была за жизнь, я мог судить по отдельным высказываниям покойного.
Ну, во-первых, он мне заявил, что через три месяца с момента заключения ими гражданского брака он стал забывать местоимение «Я», так как все решения за него принимала возлюбленная. Альдо же в их содружестве — назвать их временный союз семьёй у меня не поворачивается язык — не имел даже совещательного голоса.
Она распоряжалась им, как хотела. Ну, к примеру, она могла разбудить его в три часа ночи, потому что ей захотелось попробовать пиццу или спагетти «а-ля наполетана»…
И что вы думаете? Бедняга становился к плите, чтобы удовлетворить мимолетный каприз возлюбленной.
Когда пицца была готова, она заявляла, что хочет мороженого…
В четыре часа утра, доставив мороженое из ночного ресторана, несчастный Ромео узнавал, что его краля хочет ананас…
И так повторялось по три раза на неделе!
Случались вещи и посерьезнее. Бевилакву собирались перевести на работу в итальянское посольство в Вашингтоне — возлюбленная категорически отвергла это предложение. С её слов, это помешало бы её служебному росту. И где?! Здесь, в Катманду!
И это при том, господа, что обычно у женщин на первом месте — чувства, а не работа. Кроме того, женщины, как правило, очень серьёзно воспринимают партнёра, но не очень серьёзно — себя. В случае же с Бевилаквой всё было наоборот…
Некоторое время спустя итальянец из оставленного на прикроватной тумбочке письма узнал истинную причину, из-за которой женщина отказалась ехать в Штаты. В Вашингтоне проживали её родители, у которых на иждивении как раз и находилась её дочь. Тогда же несчастный узнал и возраст своей возлюбленной…
И вы знаете, как она отреагировала на эти его открытия? Просто съездила в Женеву и во всемирно известной клинике сделала косметическую операцию по омоложению кожи лица, разумеется, на деньги суженого…
Я недавно встретил её в культурном центре. Поверьте, сейчас она выглядит много моложе, чем два года назад, то есть когда Бевилаква пал жертвой её чар… Сегодня ей и тридцати не дашь, а ведь она уже вплотную подобралась к сорокалетнему рубежу!..
Австриец обвёл притихших компаньонов протяжным взглядом, снова отхлебнул «кока-колы» и ритмично, как метроном, продолжил повествование:
— Во время второго сеанса я спросил итальянца, что в этой женщине такого, что его держит подле неё почти два года? Знаете, что он мне ответил?
«Синьор Гольдман, если бы я был на вашем месте, я бы тоже задал себе подобный вопрос. Но ответить на него толком не могу. Половине своих поступков я не нахожу объяснений. Единственное, в чем я абсолютно уверен: я не могу без неё, но и с нею тоже…
Наша совместная жизнь превратилась в ад сплошных скандалов, бесконечную цепь её придирок ко мне… Я очень устал и не знаю, что делать… Я чувствую себя собакой, которую потерял хозяин. Только вот в чём вопрос: кто хозяин меня самого? Я или она?
Я сейчас в очередной раз пытаюсь оторвать себя от неё: я ушёл, порвал с нею… Но как долго будет продолжаться моё одиночество, я не знаю, я не уверен в самом себе, поэтому, доктор, я и решил прибегнуть к вашей помощи.
Вы знаете, кто такой зомби? Так вот, ей удалось меня зомбировать. Я боюсь, что она позвонит и скажет “приходи”, я всё брошу и пойду. Мне стыдно признаться, что я дважды пытался в её присутствии выброситься из окна, но… И это была не показуха! Я действительно был на грани срыва. Почему был?! Я уже сорвался и продолжаю лететь в пpoпасть. Помогите мне, синьор Гольдман!»
— Более двух часов я пытался объяснить ему положение, в котором он оказался. Я сказал ему, что она старше, опытнее и сильнее. Когда они сошлись, она остановился в развитии. У него начался затяжной прыжок через его возраст. Прыжок через себя, который ему никак не удавался, потому что был противоестественен. Сама природа тому противилась!
Я пытался убедить его, что в поисках «мира» в доме он напрасно прощает своей возлюбленной все её выходки. Потому что в перспективе постоянная напряженность может привести его к депрессии.
