Мне это было нетрудно сделать, так как до прихода в ФСБ я занимал должность начальника отдела Управления московского городского ОВИРа, который выдавал паспорта всем гражданам, в том числе и иностранцам, поэтому я досконально был знаком с технологией оформления паспортов всех стран.
Я подобрал фотографию, соответствующую моим антропологическим данным, и с помощью специальной машинки закатал ее в паспорт. С тех пор я — Мустафа Фатх ибн Ибрагим!
…В тот самый момент, когда я направился к выходу, держа в руке новенький паспорт, согласно которому я — гражданин Франции алжирского происхождения, в проеме бункера появилась Аминат.
На какой-то миг наши глаза встретились. Она передернула затвор автомата, но мой «Стечкин» оказался проворнее — пуля вошла ей между глаз.
Не спрашивай, что я потом чувствовал, не надо…
Раскаяние, гнев, злость на себя за убийство женщины, к которой я испытывал нечеловеческую страсть…
Знаешь, я плакал все то время, пока рыл ей могилу… В конце концов разум возобладал над эмоциями, и я успокоил себя тем, что если бы я не убил ее, она застрелила меня…
…Я похоронил ее тут же, у входа в бункер, в безымянной могиле. Разумеется, в ее дом я больше не вернулся — ушел в сторону Грозного, но увы, оказалось, что грозненский аэропорт разбомблен.
Кстати, в бункере я обнаружил множество пачек долларов в банковской упаковке, однако на поверку все они оказались фальшивыми. Тогда я стал шарить в карманах убитых арабов — вот там-то я и нашел огромные суммы, но уже настоящих долларов.
— Помародерствовал, значит, — усмехнулся в усы Аристотель.
— Аристотель, а что мне оставалось делать?! Думаю, на моем месте любой поступил бы точно также. Уверенности в том, что я смогу обойтись лишь фальшивыми долларами, у меня не было никакой…
Торговцы, у которых я покупал провиант на базарах, с пониманием относились к «фальшакам» и оценивали их один к тридцати центам. Меня это вполне устраивало, так как в рюкзаке у меня этого добра было ни много ни мало — целых три миллиона. Но настоящие «баксы» я приберегал для покупки билета в Стамбул.
— А почему в Стамбул? — поинтересовался Аристотель.
— Потому, что прямых авиарейсов Баку — Париж в те времена не существовало. Кроме того, мне надо было переодеться в цивильную и, по возможности, дорогую одежду — я ведь собирался лететь не куда-нибудь — в Париж! Не лететь же туда в камуфляже.
— Ну, при стольких наличных «баксах» тебе это труда не составляло.
— Меня, в буквальном смысле, ограбил дагестанский проводник. Ну не пристреливать же его за неуемную жадность. Он и так сделал для меня все возможное…
— А именно?
— Провел через всю Чечню, минуя все блокпосты, кормил и поил у своих родственников в Чечне и Дагестане. Но когда я ему предложил три миллиона «зеленых», он сразу насторожился и спросил, не фальшивые ли они. Я откровенно сказал ему, что они поддельные, но он сможет сбыть их по тридцать центов за доллар. Он отказался наотрез. Я попытался убедить его с помощью АКС.
«Бесполезно, — ответил он, — если ты меня сейчас убьешь, без моей помощи ты не сядешь на теплоход, следующий в Баку, ибо при этом значат только знакомства, но никак не деньги, как бы велика ни была сумма!»
В конце концов сошлись на том, что я отдаю ему рюкзак с фальшивыми долларами, свой АКС, боезапас к нему, пару гранат и три тысячи настоящих «зеленых». Я пришел к выводу, что сделка устраивает обоих — я избавлялся от оружия, из-за которого у меня наверняка возникли бы неприятности при посадке на теплоход Махачкала — Баку, а проводник приобретал не только фальшивые доллары, которые потом, наверняка, сбыл по сходной цене, но и довольно ходовой и высокочтимый в их горах товар — АКС и гранаты. Но «Стечкин» остался в носке. И ведь пригодился!
* * *
Баку поразил меня сиянием витрин, множеством разноцветных реклам, обилием магазинов, где, казалось, можно приобрести все, были бы деньги. Я удивился, что на меня никто не обращает внимание. Посмотрев по сторонам, я понял, в чем дело, — улицы кишмя кишели молодыми людьми, одетыми, как и я, в камуфляжную форму. Побродив по ночному городу и перекусив в какой-то харчевне, где в качестве прохладительного напитка подавали ледяной гранатовый сок, который тут же при тебе выжимают специальным гидравлическим приспособлением, я решил прибарахлиться в одном престижном супермаркете готовой одежды.
Войдя внутрь, я тут же заметил, что за мной наблюдают три усатых типа. Нет-нет, они не стояли рядом, пока я примерял рубашки, костюмы, плащи. Они, курсируя по магазину, просто делали вид, что разглядывают товар. Возможно, в другое время, при других обстоятельствах я бы просто не обратил на них внимания, но ты же понимаешь, Аристотель, что в тот момент у меня, что называется, все импульсы были наружу — поэтому я и заприметил эту усатую троицу. Особо их заинтересовало, какими деньгами я буду расплачиваться. Вот тут-то они и разоблачили себя, вернее, свои намерения. Как только я вынул пачку «зеленых», все трое поочередно покинули магазин. Ну а чем, кроме долларов, мог я расплачиваться? Разумеется, только ими. Благо в Баку их принимали беспрепятственно, и не надо было искать пунктов обмена валюты.
…Экипировался я по первому разряду — любой лондонский денди дал бы самую высокую оценку тому, что я приобрел. Черт возьми, я же, в конце концов, еду не в какой-то Мухосранск, а в Париж!
Во всем приобретенном великолепии, благоухающий интригующим ароматом французского одеколона, я вышел из магазина и тут же был остановлен уже знакомой мне троицей.
— Так, старик, выкладывай из карманов, что там у тебя осталось. Да побыстрее — у нас мало времени. Заодно снимай этот прикид, который на тебе — он мне очень по душе!
Взглянув на пятизарядный женский браунинг, который от дрожи плясал в руке старшего усача, я понял, что имею дело не с профессионалами, а со шпаной.
— Может, — предложил я, — начнем с башмаков?
— Никаких башмаков — только «баксы» и костюм, да побыстрее!
— Но «баксы» у меня в носке, — как можно спокойнее ответил я, заметив, что для ускорения процесса экспроприации остальные двое грабителей достали раскладные ножи.
Я вынул из носка «Стечкин», который произвел убийственное впечатление — их буквально парализовало, а я, как ни в чем не бывало спросил:
— Ну, ребята, кто из вас хочет умереть первым?
Умирать, как оказалось, никто не хотел, поэтому незадачливые грабители сломя головы разбежались в разные стороны.
…В аэропорту, перед тем как пройти таможенный и пограничный контроль, я расстался со своим верным «Стечкиным», незаметно опустив его в ближайшую урну. Ты знаешь, Аристотель, это было сродни тому, как если бы я расставался со своей прежней жизнью. Убийство англичанина в Шереметьево, бои в Приднестровье, скитания по Чечне, залитое кровью лицо Аминат — вдруг все это, как в фантастическом ужастике, пронеслось перед моими глазами… Я попытался вычеркнуть все это из памяти. Но на смену этим картинам возник образ мамы…
