Строй дружно повернулся. Со стороны посмотреть – грозная сила. Только у многих бойцов нет боеприпасов, как и противотанковых средств – гранат, бутылок с «коктейлями Молотова», противотанковых ружей. Главная ударная сила немцев – танки. Выбей их, и пехота заляжет, наступление захлебнется. Только уничтожать их нечем. Часть артиллерии так и осталась в артиллерийских парках и была захвачена немцами, противотанковых гранат остро не хватало. Перед войной доктрина РККА была – наступать, бить врага на его территории. А для наступательного боя противотанковые гранаты не нужны. Оказавшись фактически безоружными против танков, у бойцов появилась «танкобоязнь». Доходило до того, что при звуке работающего мотора любой тяжелой техники – трактора, тягача, поднималась паника, иной раз оставляли позиции.
Федор досадовал, что нет карты. Смешно и постыдно вести бойцов, не зная дороги. А указателей не было, их ставили только на шоссе республиканского и союзного значения. Села, деревни, малые города зачастую никаких табличек при въезде не имели, как и указателей направлений. С топографическими картами в начале войны было плохо, фактически их не было.
Топографическое управление по указаниям Генштаба печатало карты ближней заграницы – Польши, Финляндии, Китая, оккупированного частично Японией. А свои территории имели карты на километров триста-четыреста от границы. Воевать-то предполагалось на чужой земле, за пределами своих границ. Небольшое количество карт имелось на складах, уничтоженных при бомбежках в первые же дни войны. Доходило до того, что командиры подразделений перерисовывали карты на листе бумаги. Но там ни координатной сетки нет, ни многих ориентиров, важных для военного человека. И куда ни кинься, ничего нет. До войны бахвалились – шапками врага закидаем, а пришла война, оказались не готовы.
Федор не взвинчивал темп, окруженцы и так вымотались, при плохом питании прошли не один десяток километров. Он ориентировался по частям света. Насколько помнил карту, от их дотов, уже покинутых, Гомель был к северо-востоку. А еще спрашивал в деревнях, не гнушался. Не зря пословица существует – язык до Киева доведет. Периодически по пути попадалась наша разбитая техника – сгоревшие грузовики, легковушки, артиллерийская батарея сорокапяток на конной тяге, прозванная в народе «прощай, Родина!». Техника и лошади были уничтожены авиацией, уж больно воронки крупные. Танковые снаряды таких не оставляют, самый крупный калибр немецких танковых пушек в сорок первом году – 50 мм, от него воронка размером в полметра. Наших убитых солдат не было. Скорее всего, похоронили жители близлежащих деревень. Периодически вдали пролетали самолеты, свои или чужие – издали не разглядишь. На северо-западе от марширующей колонны погромыхивало. То не гром был, где-то далеко били пушки.
Через три часа сделали привал в небольшой деревеньке. Здесь колодцы были, бойцы смогли попить, наполнить фляги, передохнуть немного.
Федора беспокоило, что не встречаются наши войска, на дороге не видно встречных и попутных машин. Холодок в душу заползал. Неужели на этом участке нет линии фронта? Случись сюда направиться немцам, легко пройдут, не встречая сопротивления, в глубь страны.
– Стройся!
Бойцы построились в колонну по четыре.
– Командиры взводов – ко мне!
Заставские шли в голове колонны. Последним прибежал сержант седьмого взвода.
– Все бойцы на месте?
Оказалось – двоих нет. Уснули в тени деревьев, сбежали, дезертировав, или специально ушли? Федор не исключал наличие среди окруженцев заброшенных агентов немецкой разведки. Служба на границе приучила к бдительности.
– Кто знает, из какой части бойцы и куда могли уйти?
Командиры взводов, где недосчитались бойцов, не знали ни номеров частей, ни куда делись бойцы.
– Так. Час от часу не легче. Развернуться в цепь. Первый, второй, третий взвод – справа от дороги, четвертый, пятый, шестой, седьмой – слева. Охватываем деревню с флангов в кольцо. Оружие держать наготове. Обыскать каждый дом, сарай, хлев. Найти и доставить ко мне. В случае сопротивления применять оружие. Задача ясна? Выполнять!
Бойцы в колонне не понимали, почему после отдыха и построения надо рассыпаться в цепь. Но команды взводных выполняли.
Деревню, всего пять домов, окружили, прошли по дворам. Неожиданно ударил винтовочный выстрел, за ним револьверный. Федор побежал к месту стрельбы. У сарая, рядом с распахнутой настежь дверью лежал убитый выстрелом в живот боец. Рядом с ним стоял бледный ефрейтор, командир взвода, сжимавший в руке револьвер.
– Дверь открыли, оттуда сразу выстрел. Боец наповал. Я выстрелил в ответ.
– Попал?
– Не знаю, не заходил.
Федор стянул с плеча автомат.
– Есть кто-нибудь живой? Выходи с поднятыми руками, без оружия. Не то стрелять буду.
В сарае послышалось шевеление, на пороге показался боец. Молод, бледен, по щекам слезы текут.
– Не стреляйте!
– Кто еще в сарае? Кто стрелял?
– Ванька Русанов. Убит он.
Федор заглянул в сарай. На сене, напротив двери лежал убитый ефрейтором боец, поперек живота винтовка.
– Он стрелял?
– Он, он!
– Однополчане?
– Так точно.
– Сопли и слезы вытри, смотреть противно, как баба.
Боец утерся рукавом.
– Почему в своих стреляли?
– Ванька сказал – перебьют нас всех. У немца сила. Надо в деревне остаться, дождаться их прихода.
– Сдаться, значит, решили?
Вокруг бойцов полно, сбежались на выстрелы.
– Сдай документы.
Боец трясущимися руками достал документы. Федор изучать их стал, больше для вида, у самого в голове мысль билась. Что делать с этим мальчишкой? Ему восемнадцать всего. Простить? Для бойцов плохой пример, ему могут последовать другие. Вести с собой и сдать в НКВД, в первом же отделе. Фактически дезертирство в боевых условиях, соучастие в убийстве красноармейца. Дело даже до трибунала не дойдет, выведут к стенке и шлепнут. Родителям плохо будет. Мало того что клеймо несмываемое будет, так еще позор какой от родни и знакомых. А если папа или мама в государственных органах работают, уволят.
Дурак, что же ты наделал?!
– Ефрейтор, обыщите убитых, сдайте мне документы.
Ефрейтор в первую очередь достал из кармана убитого красноармейца документы, потом забрал у убитого дезертира.
– С телами что делать, товарищ лейтенант?
– Красноармейца похоронить на окраине. Все честь по чести. Могилу вырыть, в избе попроси дерюжку чистую – завернуть. А дезертира пусть местные закопают где-нибудь. Да, забери оружие у обоих, нельзя разбрасываться.
Солдаты саперными лопатками по очереди быстро выкопали могилу. Для бойца земляные работы – дело привычное. Окоп, траншею, землянку, сколько их уже вырыли, а сколько еще предстоит? Похоронили бойца. Кто-то из солдат на свежий холмик кусок доски воткнул, послюнявив химический карандаш, написал фамилию, имя и отчество, дату смерти. Не должно быть безымянных солдат и могил. Федор краткую речь сказал. Заметил, как зло бойцы смотрят на живого дезертира. Самосуд могут на привале устроить. Уж лучше своим, командирским решением покарать, проявить жесткость и решительность. Виновен ведь, это все понимают.
