Радистка кивнула и заплакала, размазывая слезы по щекам.
– Теперь слезами судьбе своей не поможешь. У тебя одна дорога, чтобы живой остаться. С нами сотрудничать, немцам дезинформацию давать. Под нашим контролем, разумеется.
– Я готова. Я все сделаю, вы только скажите, что надо.
Предателям Федор никогда не верил. Продали один раз, продадут другой, если это выгодно будет.
– Для начала, чтобы убедить нас в своем желании помочь, расскажешь, кто связь с тобой поддерживал, кого из группы знаешь? Подробней, кто, где живет, где работает?
– Двоих только.
– Мы внимательно слушаем.
Капитан взял карандаш, навострил уши, приготовился записывать.
– Шифрограммы приносит главный инженер льнофабрики, он же меня на фабрику устроил и в общежитие.
Офицеры переглянулись. Новость об аресте радистки он узнает первым, уже утром. Его надо первым брать.
– Где живет, как фамилия?
– Глушков, Петр Васильевич, живет рядом со станцией. Смоленский переулок, номер дома не знаю. Дом деревянный, угловой, наличники на окнах голубой краской окрашены. Я была у него дома один раз, в самом начале. Мне туда явку дали.
Особист все записывал.
– А второй?
– Видела его один раз. Глушков с аппендицитом в больницу попал. На экстренный случай для связи запасной вариант был. На главпочте по нечетным дням в шесть часов вечера. Как фамилия, где живет – не знаю. Но на встречу он пришел в военной форме, на рукавах красные звезды из сукна.
– Опишите подробнее. Как выглядел, возраст, рост, цвет волос, особые приметы, звание?
– Рост средний, лет сорока, волосы темные. А звание? Вот как у вас.
И показала рукой на капитана.
– Одна шпала?
– Да.
– Припомните, петлицы какого цвета были?
– А чего вспоминать – красные, как звезды на рукавах.
Можно сказать, с подсказкой повезло. Звезды на рукавах – политический состав, шпала – старший политрук, а петлица красная – пехота. Знаков отличия, вроде скрещенных пушечных стволов, как в артиллерии, политсостав не имел. Кроме того, был еще нюанс. Приказом НКО № 253 от первого августа 1941 года было отменено ношение цветных петлиц в зависимости от рода войск. Вводились петлицы и знаки отличия защитного цвета. Однако новые петлицы и знаки в первую очередь получали мобилизуемые из запаса. Еще в мирное время была заготовлена форма со знаками различия военного времени. Остальные военнослужащие переходили на новые петлицы и знаки по мере возможности. Трудности с обеспечением многомиллионной армии приводили к тому, что на цветных петлицах встречались кубики защитного цвета или на защитного цвета петлицах красные шпалы старшего комсостава. Такое положение существовало вплоть до перехода на погоны зимой 1943 года. А осенью сорок второго года политруки и комиссары стали заместителями командиров подразделений с понижением в звании на одну ступень. С рукавов исчезли красные звезды. До этой поры политруки и комиссары имели равные права с командирами. Не имея военного образования, иногда отменяли своей властью приказы командира, вносили хаос в управление войсками.
– Особые приметы имел? Шрам или шепелявил?
– Не заметила.
Капитан поднялся, наклонился к Федору.
– Выйдем, пошептаться надо.
Бойцы стояли в коридоре за дверью.
– Приглядите.
А сами офицеры зашли в соседнюю пустую комнату. Особист сразу папиросу из пачки выудил, закурил.
– Брать надо этого главного инженера. Адрес знаем. Утром он уже в курсе событий будет, что радистка арестована.
– Я такого же мнения. Давай допрос прервем. Я с бойцами за Глушковым еду, а ты в кадры политуправления армии.
– Что мы по политруку имеем? В пехоте служит, старший политрук, около сорока лет. Негусто.
– Скажи спасибо за то, что есть. Садись за картотеку, выбирай подходящих. Думаю, десятка два наберется, привезешь их фото из личных дел на опознание радисткой.
– Да, выбора нет. Я уехал, встречаемся здесь. Надо будет тебе еще Глушкова потрясти, может, он на политрука что даст. И другие могут всплыть.
– Попотрошим, не волнуйся.
– Я тебе бойца из местных дам, он все улицы знает.
– Не откажусь.
Радистке связали руки веревкой, отвели в камеру. Обычная комната, только окна зарешечены и у дверей караульный с винтовкой. Особист ему приказал.
– Если старшему лейтенанту надо будет, пропустить его к арестованной!
– Так точно.
Федор с бойцами к машине вышел. Только уселись, боец подбежал, с автоматом за плечом.
– По приказанию капитана Светлова прибыл в ваше распоряжение!
– Смоленский переулок знаешь?
– Так точно!
– Садись с водителем, дорогу покажешь.
Федор перебрался в кузов, к бойцам. Тряслись недолго. Чувствовалось, что подъехали к станции. Пахло креозотом для пропитки шпал, сгоревшим углем, слышалось пыхтение паровозов, перестук колес. Основное движение происходило ночью, для скрытности.
Грузовик встал в начале Смоленского переулка. Военные выбрались из машины.
– Где дом Глушкова знаешь? – спросил у бойца Федор. – Наличники на окнах у него голубым выкрашены.
– Так второй дом отсюда.
– Бойцы, встали за забором. Только тихо и не высовываться.
Сам подошел к калитке, постучал. В частных домах обычно бывали собаки во дворе. А в этом домовладении не было. Неспроста, чтобы ночные гости смогли свободно входить, собака соседей не тревожила. Через пару минут распахнулось окно.
– Кто там? – спросил мужчина.
– Петр Васильевич, на льнозаводе беда, трансформатор силовой загорелся, меня за вами послали, – соврал Федор.
Главное, чтобы не насторожился агент, спокойно вышел. Федор подошел к бойцам, прошептал:
– Как выйдет, наваливаемся с обеих сторон. Руки держите.
– Сделаем.
Федор встал справа от калитки, бойцы слева.
Хлопнула дверь, послышались тяжелые шаги. Распахнулась калитка, вышел мужчина во френче, как модно было у партхозруководителей. Бойцы сразу навалились. Один за руку схватил, другой подсечку сделал. Федор успел главного инженера за левую руку схватить, заламывать стал. С трудом повалили фигуранта на землю. Мужчина крупный, сильный. Напали неожиданно, потому свалить удалось. Случись днем – раскидал бы бойцов.
– Лежи тихо, не то пристрелю! НКВД! – прошипел ему в ухо Федор.
Мужчина повернул голову вбок, хрустнуло стекло. Федор сообразил – агент раскусил ампулу с ядом, вшитую в угол воротника.
