И бывший раб направил чёлн туда, где по склонам горы Митридат сбегали к заливу белые, крытые красной черепицей домики жителей Пантикапея.
В самом городе тоже мало кто узнавал пропавшего десять лет назад Менахема-рыбака. В тесном переулке недалеко от порта он нашёл домик, укрытый ветвями старой вишни, и толкнул калитку, оказавшуюся незапертой. Во дворе стирала женщина чуть моложе тридцати лет, с натруженными руками, но ещё красивая. Из домика доносились звуки флейты. Женщина выпрямилась, подняла взгляд на пришельца и вдруг выронила бельё:
— Дядя Менахем! Хвала Яхве, ты жив!
— А вы меня уже поминали? То-то в поминальные дни похлёбка у меня становилась вкуснее, — усмехнулся бывший раб. — Ничего, в нашем роду все живучие. И ты, Ноэми, тоже. Это хорошо!
— Да, и я не стала ни блудницей, ни флейтисткой, — гордо выпрямилась она. — Шью, стираю. Но если бы отец Иоселе не помогал нам, мне пришлось бы ещё и играть на пирах и терпеть приставания пьяных господ.
— Может быть, Левию хватает наглости и самому приходить к тебе? Конечно, не свататься?
— Почему бы ему и не прийти? Элеазара-медника и его кинжальщиков в городе давно нет. Глупым стражникам Левия не поймать. А свататься ко мне, опозорившей себя, всё равно некому.
Руки Менахема впились в ворот его рубахи.
— О, Яхве! Я разорвал бы свои одежды, если бы мне не нужно было идти... в очень богатый дом. Раньше Левий бен Гиркан был просто негодяем, мошенником и убийцей, а теперь стал ещё и чернокнижником!
— Я знаю, — спокойно ответила Ноэми. — Левий — могущественный маг. И у Иоселе большие магические способности. Мальчику нужен хороший наставник — не в хедере же такому обучаться. Вот и Стратоник так же думает. Он теперь придворный философ.
— Хвала Господу, хоть один достойный человек не обходит твой дом...
В дверях показался кудрявый большеглазый мальчик лет двенадцати с флейтой в руках.
— Иоселе, это дядя Менахем.
— Тот, которым ты меня пугала?
Менахем подошёл к мальчику, погладил по чёрным кудрям:
— Я не злой, Иоселе. Только строгий.
— Дядя, твой дом цел. Аристарх-горшечник держит там товар, но он, конечно, освободит дом, ты же его знаешь, — сказала Ноэми.
— Разве же я стану стеснять тебя с сыном? Но сюда я ещё приду.
— Конечно, приходи, дядя. Ты всегда хотел нам только добра и хотя бы не поносил меня на людях.
Из дома Ноэми Менахем отправился в сторону акрополя, подошёл к скромному, но не бедному дому с парой колонн входа и постучал. Дверь открыл слуга.
— Да светит тебе Солнце, Сосий! Дома ли Стратоник?
— Да светит Солнце всем людям, Менахем! Хозяин ушёл во дворец. Царь Рескупорид сегодня принимает Ардагаста, царя росов. Будут знаменитые маги из Братства: венед Вышата, перс Манучихр и, конечно же, мой хозяин. Рескупорид, понятно, не Савмак и Царства Солнца не построит, но Братство уважает.
— А мне как раз нужно к царю, и спешно. Тёмные дела затеваются на Кавказе, и кончатся большой кровью. Если уж там появился Левий бен Гиркан... Рашба-абасг
[30]
, когда узнал всё от меня, поехал к Рескупориду, но сорвался со скалы. Кажется, без чар не обошлось. А я не маг, мысленно переговариваться не умею. Бежал от зихов морем сюда... Слушай, с этим знаком можно пробраться во дворец? Мне его Рашба дал.
— Лучше пойдём вместе со мной. Меня пропустят.
А в это время пантикапейские горожане смотрели, как через западные ворота в город въезжают два десятка конных сарматов под красным знаменем с золотой тамгой-трезубцем. Впереди ехал стройный молодой воин с лихо закрученными золотистыми усами, во всём красном, с мечом в золотых ножнах у пояса и золотой гривной со львиными головами на шее. Одной рукой он придерживал сидевшего перед ним полуторагодовалого ребёнка с золотистыми волосами. Другой светловолосый ребёнок прижимался к одетой по-мужски всаднице с красивым узкоглазым лицом. Чёрные волосы её были небрежно прикрыты красным покрывалом. У пояса висел кривой меч-махайра. Под охраной всадников ехала крытая добротным синим сукном кибитка, из которой выглядывала ещё одна молодая женщина — синеглазая, в белой вышитой сорочке и платье на помочах, скреплённых серебряными застёжками. Её волосы были аккуратно убраны под высокий кокошник, расшитый жемчугом.
Горожане, с любопытством глядя на пришельцев, переговаривались:
— Это Ардагаст, царь росов и венедов.
— Росы? Небось такие же гуляки и буяны, как их князь Андак с дружиной. Слава Зевсу, что те хоть не убили никого. Правда, за всё заплатили.
— После того, как царь пригрозил выгнать их из города без коней. Что ещё эти-то натворят?
Бывалый, хоть и небогатый, купец с серьгой в ухе снисходительно пояснил:
— Этих можете не бояться: среди них половина венедов, а они в Скифии самые мирные. Да я у росов был, всех там знаю. Тут буянов нет. Вот индиец Вишвамитра — силён и отважен, как Геракл, а мухи зря не обидит. В белом плаще — маг Вышата. А вот и эллин, Хилиарх из Кизика, царский казначей.
— А это кто, низенький такой и без оружия?
— Это Шишок, царский сатир.
— Сатир? Да ну! У него же ноги без копыт.
— И хвоста нет, я видел. Зато он может вырасти с целое дерево, и тогда потащит зубра или тура, как телёнка. Это я тоже видел. Чего бы он забрался так далеко от венедских лесов? На это должна быть важная причина.
Причиной, заставившей Шишка ехать в летнюю жару через степь, была укрепившаяся в нём любовь к странствиям. Ему захотелось поглядеть на кавказские леса и горы, где Ардагаст собирался поохотиться на зубров вместе с Рескупоридом.
Оба маленьких царевича — золотоволосый Ардафарн, сын Ларишки, и Доброслав, сын Добряны, — вовсю глазели на город. С не меньшим любопытством смотрела на него и сама Добряна, до сих пор не бывавшая даже в Ольвии. За сына она не беспокоилась: Ларишка о нём заботилась не меньше, чем о своём. А царь с улыбкой говорил:
— Везёт моим мальчикам: уже увидели и город, и море. А я в лесах рос и всё это увидел только в тринадцать лет. И сразу в такие переделки попал... Вон в том переулке мы с Инисмеем и Рескупоридом дрались с демонами. А вот и агора. Тут у меня сначала украли коня, а потом чуть самого не убили, когда я не дал его продать.
Теперь торговцы на агоре угодливо кланялись богатому варварскому царю и его свите. А постаревшая, но по-прежнему бойкая торговка Рахиль даром угостила детей Ардагаста пирожками. Она уже успела узнать, что царь росов — один из трёх царевичей, что расстроили чары Левия и его учителя и спасли пантикапейских евреев от расправы. Царь купил детям по деревянному коньку на колёсиках с глиняной кибиткой, а царицы заглянули в ювелирную лавку, и в парфюмерную, и к торговцам тканями.
