Я колебалась.
– Я, что, так похож на ненормального? И на насильника? Это ужасно, – он отвёл в сторону тоскливые голубые глаза и вздохнул. – Ужасно…
– Нет, не похожи, – ответила я. – На насильника уж точно. Хорошо. Пойдёмте.
– Правда? – засветился он. – Спасибо вам…
Тёмный подъезд пахнул тёмными историями. Темная квартира их беспорядочными развязками.
– Извините, у меня не прибрано. Я сейчас…
Он принялся сгребать что-то с заспанного стола и встревоженного дивана, от чего вся комната приобрела недовольный вид.
– У меня есть очень вкусный чай! – крикнул он с кухни. – Друг привез из Шри-Ланки! Я сейчас заварю!
– Давайте! – негромко крикнула я в ответ, стараясь не раздражать недовольную комнату.
Когда он торжественно внес двух чайников на подносе, с кипятком и заваркой, комната уже не казалась такой тёмной и недовольной – так светились его глаза. Их оттеняла русая седина волос и такой же «русый» свитер. От заячьего пучка-хвостика по плечам на живот стекали шерстяные косы, вывязанные чьей-то заботливой рукой.
– Меня зовут Локки, – сказал мужчина. – Это псевдоним, ник, кличка, как хотите. Я человек самых разных творческих профессий. Кем я только не был! И каждый раз менялся до неузнаваемости! Я вам сейчас покажу фотографии, и вы согласитесь, что я ничего не выдумываю.
Он выгреб из нижнего ящика комода ворох фотографий, не задвинув ящика и оставив комод стоять с обиженно выпяченной нижней губой.
– Вообще-то родители назвали меня Фёдором, в честь деда. Всю жизнь не могу даже примерить на себя это имя! Ну, какой я Фёдор, правда? Даже в паспорте, когда вижу это имя, кажется, кто-то другой записан. Все друзья зовут меня Локки. Зовите и вы, ладно? – он протянул разваливающуюся пачку снимков.
На них действительно были как будто разные люди: солнечный клоун в клетчатых штанах, с улыбкой до ушей и носом «картошка». Мачо, «знающий эту жизнь изнутри» в обтягивающих опухшие мужские прелести голубых джинсах – режиссер или, скорей, монтажер эротических фильмов, для которого возбуждение – рабочая обстановка. Композитор шлягера «Не сыпь мне соль на сахар» в период обострения звёздной болезни – бархатный пиджак, кашне, брошь на лацкане. Полуопустившийся бомж, выгуливающий остатки интеллигентности в осеннем парке: рюкзачок, бородка, спортивная куртка с чужого плеча… Объединяло всех этих несхожих персонажей – вьющиеся полуседые волосы, разложенные по плечам или собранные в пучок-хвостик, свободолюбивая поза, открытый голубой взгляд…
– Вы действительно очень разный, Локки…
– А вас как величать, сударыня?
– Зовите меня Ники, Локки. Родители назвали меня Николаем, не заметив, что у них родилась девочка. Ну, какой я Николай?
– Хорошо, Ники! – засмеялся мужчина. – Я понимаю! Я люблю весёлых людей! Люди рождаются, умирают, а если еще что-то происходит в промежутке, значит, повезло… Не помню, кто это сказал. Я хочу, чтобы везло больше, поэтому стараюсь быть разным. Вот только любовь не могу найти… Возможно, потому, что слишком разный, и она не может меня узнать.
– Вы её снова не нашли и поэтому так расстроены сегодня?
– Вы проницательны. Да… Я хочу найти любовь. Надеюсь, что это ещё возможно. Видимо, я излишне романтичен.
– Скорей, принимаете за «ту самую» каждую встреченную женщину и кидаетесь к ней, не разобравшись. Мужчины неразборчивы.
Локки скрестил на груди руки. Вязаные косы на локтях связались сухопутным узлом.
– А, все мужики – говно? – подался он ко мне через стол. – Так и живем, с этой замечательной мыслью? Мадам, бросьте! А я бы мог много всего интересного рассказать! И попробуйте мне доказать, что нам кроме «койки» ничего не надо! – Он затянул узел крепче, сдвинув локти. – Щас просто состояние такое, что всех женщин перестрелял бы…
Колченогая тень траурной старушки с проклятиями провальсировала по нахмуренному лбу мужчины.
– И за что Вы всех женщин к стенке? – уточнила я.
– За «динамо»! – зло ответил Локки.
– Что, не дают?
– Мля! Извините за мой французский, слава Аллаху, пока еще дают.
Но…но…сделал вчера девушке приятное: в Б1 был артист, которого она очень любит. Я пригласил. Слова «Спасибо тебе за этот вечер» я из нее не тянул!!! А потом мне сказали, что если хочешь, можешь ехать домой. Я понятен?
– Наверное, девушка оценила свое молодое тело дороже одного концерта. Вот и всё.
– А ты мне можешь сказать, сколько стоит молодое тело!?! – вскричал Локки, разрубив сухопутный узел. – Девушке за сорок, и её тело я все знаю на ощупь! Затрахали все эти игры! Все лучше и лучше чувствую себя в одиночестве… Пугает…
– А я не умею в игры играть. Сразу даю или сразу говорю, что не дам, – сказала я.
– Никогда не задумывалась, почему женщина дает? Мне кажется, ты не та женщина, которая дает.
– Надеюсь. Почему женщина дает – не знаю. Для мужчины секс – цель, а для женщины – средство.
– Эх, женщины… – вздохнул Локки. – Смотри, какую странную вещь скажу: нет у меня такой цели. Хотя, на всякий случай, очень этот процесс люблю. Только сейчас больше люблю просыпаться, чем засыпать. А найти человека, которого приятно разбудить запахом кофе все сложнее…
Он помешал в чашке невидимый сахар, которого не клал.
– Хочешь, я расскажу о тебе всё?
– Всё? Попробуй.
– Скажи, какую музыку ты слушаешь, а я скажу всё остальное!
– Люблю джаз, какие-то убойные шаманские ритмы, что-то из классики, да просто хорошую музыку.
– Конечно джаз! – обрадованно махнул Локки вязаной косой на рукаве, и ткнул кнопку музыкального центра. – Слушай! Девушка из Ипанемы! Girl from Ipanema.
Зазвучала музыка.
Tall and tan and young and lovely
The girl from Ipanema goes walking
And when she passes, each one she passes goes – ah
Невинный девичий голос со школьным эротизмом исполнял популярную песенку под ритмичное бултыхание кружки с океанскими ракушками, хриплое выдвигание труб и ползающий по гитарной струне палец.
– Нравится? – спросил Локки.
– Да. Кто это?
– Jazzamor. Дуэт. Роланд Грош и Беттина Мишке. Он звукорежиссёр, она певица. Сумасшедшие! Они недавно были в клубе «16 тонн». Будут еще – сходи! Рекомендую. Супер!
– Одна не пойду.
– А почему одна?
– Потому что в койку со мной идти есть желающие, а на джаз нету.
Локки округлил глаза с еще танцующей в голубизне ракушкой зрачка.
– Где ты таких находишь? Пойдёшь со мной? Койка не нужна. По крайней мере, пока, – улыбнулся он.
– Пойду.
