Он вернул очки лицу и посмотрел на меня погасшими угольками глаз, которым даже стекла не придавали блеска.
– Вы похожи на сожженную скрипку, Лев. Очертания еще есть, но уже не сыграть…
– Да, – кивнул он, – тяжело мне будет вас обмануть…
– А надо?
– Если б я знал, что мне надо… – он отвернулся к окну. – Хочу снег… А в городе том сад… в нем травы да цветы… Жизнь прекрасна своими неожиданностями…
– Знаете, мне пора. Было очень приятно.
– Подождите! – вскинул брови над очками Лев. – Поедем вместе. Нам же по пути. Я живу на Проспекте Мира.
В метро мы ехали молча. Я держала поручень, Лев поддерживал меня за локоть, свесив большую голову на грудь. Было неловко молчать, но говорить не получалось. На Тургеневской я вспомнила, что так и не задала вопрос, почему музей изобразительных искусств носит имя поэта. Уже не задам. После слов «следующая станция Проспект Мира», рука Льва переползла с локтя на талию, и он шепнул в мое музейное ухо:
– Зайдешь?
– Нет, – ответила я тоже шепотом, почему-то представив гриф сожженной скрипки…
– На нет и суда нет… – сказал он бесцветно и вышел из вагона, мелькнув в толпе бордовым шарфом.
Бульвар Сен-Жермен
Я вышла из конторы и, посмотрев на небо, остановилась под козырьком крыльца. Дождь. Мелкий, противный, нудный, промозглый, пакостный, мелочный, отвратительный, завистливый, подлый, двуличный, козёл… Эпитеты перестали иметь хоть какое-то отношение к дождю. Самому обычному осеннему дождю. Раскрыв зонт, я шагнула в хлюпающую асфальтовую реку.
– Excusez-moi, mademoiselle! Вы не поможете мне? – из мокрых кустов вырос высокий пожилой мужчина в бежевом вельветовом костюме, с растерянной улыбкой на красивом ещё лице.
– Вы мне, извините? – тоже растерялась я: возле нашей сраной конторы и «excusez-moi, mademoiselle»…
– Здесь же больше нет никого…
Я оглянулась. Действительно. Нет.
– А что случилось?
– Кажется, я заблудился. Вы не знаете, как эта улица называется?
– Эта улица называется Погодинская. Этот город называется Москва и сейчас две тысячи десятый год.
– Вы предугадали мои вопросы, – улыбнулся он, – но это еще не всё. Мне нужно попасть на Пироговку, а тут левого поворота нет. Хотя, мне кажется, раньше он был.
– Нет, на Абрикосовском переулке нет левого поворота. Вам надо до параллельного доехать. Не помню, как называется. Там есть.
– А может, Вы мне покажете? А я вас подвезу. Куда Вам надо?
– К метро «Фрунзенская».
– Отлично! Заодно вспомню, где метро.
Его бежевый пиджак уже начал промокать и темнеть на плечах. Ну не насиловать же меня собрался этот пришелец с вельветовой планеты? В его то возрасте! А вдруг у них шестьдесят – это юность, и его цель – распылить враждебное инопланетное семя в районе метро «Фрунзенская»?
– Хороший я, хороший, – вклинился пришелец в мои сомнения, как и положено пришельцу. – Я могу позволить себе подвести понравившуюся мне женщину?
Наш! – успокоилась я. Просто не заметил, как постарел.
– Вас не Гоша зовут? Он же Гога, он же «все и всегда я буду решать сам на том простом основании, что я мужчина»?
Он наморщил лоб, не понимая, о чём я. Я снова засомневалась в его земном происхождении.
– А, это вы этот фильм имеете в виду, который Оскара получил. Как же его… Забыл… Я, знаете, уже больше француз, чем русский.
– Хорошо, француз, покажу Вам, где метро «Фрунзенская».
На его лице изобразилась такая радость, что я снова засомневалась, но теперь уже в том, не ошиблась ли я в определении его потенции.
– Вот моя машина! – с явным удовольствием показал он на огромный Hummer, припаркованный как ботинок Гулливера в прихожей лилипутов. – Большие машины – моя слабость. Во Франции все на маленьких ездят, хоть здесь душу отвести.
Он открыл дверь и галантно подсадил меня под локоть.
Внутри машина оказалась еще больше, чем снаружи. На коробке скоростей мог бы разместиться журнальный столик. С закусками и выпивкой.
– Вы живёте во Франции?
– Да. Большую часть времени. У меня там жена и две дочки. В Москву только по работе, три – четыре раза в год получается. Меня зовут Андре. В, общем, конечно, Андрей Юрьевич, Андрей, но Андре – уже привычней. А вас, mademoiselle? Comment vous appellez-vous?
– Je m'appelle Татьяна.
– О! Parlez-vous français?
– Нет, к сожалению, это останки школьных знаний.
– А что делает девушка с такими мощными останками знаний в этом советском здании из стекла и бетона, из которого она вышла?
– Работает редактором журнала.
– Редактором? О-ля-ля! – он радостно потер руки. – Вот вас-то мне и надо!
– В каком смысле?
– В смысле литературных идей. Коих накопилось к моему почтенному возрасту. Мы смогли бы сотрудничать?
– Да, почему нет…
– В таком случае я предлагаю для начала съесть чего-нибудь вместе. В Париже, кстати, сейчас время ужина. Видите, как все удачно. Где-то здесь был неплохой ресторанчик. Не знаю, есть ли он ещё… В Москве всё так быстро меняется. Зрительно я помню, как ехать, но зрительная память и правила этого вашего «гибэдэдэ», ужасное название, не всегда совпадают.
Он сосредоточился на дороге, а я на ощущениях. Xummer, как неповоротливый вежливый слон, продвигался осторожно, чтобы ненароком не раздавить кого-нибудь. Не подозревавшие о его хорошем воспитании, прочие дорожные звери на всякий случай бросались от него врассыпную. Андре благодарно кивал каждому, кто успевал удрать. Французский менталитет сам выглядел как слон в русской посудной лавке.
– Кажется, здесь. Во всяком случае, похоже, – проговорил Андре, плавно паркуясь на площадке, на которой поместились бы две машины и трехколесный велосипед.
Он открыл дверь и подал мне руку Его манеры были безупречны. Меня обходили с правильной стороны, передо мной открывали и придерживали двери, отодвигали и придвигали стул. Мне захотелось удрать, чтобы случайно не расстроить вежливого слона своим несоответствием его воспитанию.
Народу в ресторане было много, но на нас тут же десантировался официант с почтительно склоненной лысой головой. Как они, собаки, деньги чуют. Лысиной, что ли? Он с жадностью внимал каждому слову, произносимому Андре, словно тот говорил заветные слова о том, где находится золотой ключик.
– Я бывал у вас частенько, но давно. Кормили прилично. Как сейчас, не знаю. Вы принесите нам, что у вас есть интересного из холодного и из горячего, позиций шесть – семь, а мы все попробуем. Да. И сразу бутылочку Vittel без газа. Есть она у вас?
