– Это Татьяна, – представил меня Андре, – Татьян, это Вася.
– Вася, – улыбнулся Вася и протянул мне руку.
– Ты «Сердце ангела» смотрел? – спросил хозяин у гостя.
– Не помню. Да, вроде.
– Пить что будешь?
– Мне все равно, что пить, ты же знаешь, Андрюш.
– Наливай сам тогда. Что там у нас? Нормально всё? Я на работе не был сегодня, – пояснил для меня Андре.
– Да всё хорошо, – успокоил Вася.
– Это хорошо, потому что меня не было, а то было бы нехорошо, – засмеялся Андре. – Вадим Андреич был? Там сейчас Вадим заправляет, сын, – пояснил он мне снова.
– Я его не видел, Андрюш.
– Ладно. Я тебя коньяком от Саркози угощал? После него так и тянет на всякое блядство. Хотя… Тебе ведь все равно, что пить, старый ты блядун! У него два часа хрен стоит! Если бы не его жена, дура, стоял бы все три! – отрекламировал Андре друга. – Кстати, как тебе Вася?
– Ещё не знаю… – уклончиво ответила я, удивившись, как воспитанный Андре может спрашивать о человеке при нём же.
– А вы, правда, журналистка? – вступил в разговор Вася.
– Правда.
– А где вы работаете?
– В журнале.
– Завел светскую беседу, – хмыкнул Андре, – хороший признак. Ты ему нравишься!
Он взял пульт и сделал громче, но на экране выразительно молчал Микки Рурк.
– Я этот фильм два раза в год пересматриваю. Школа Станиславского наша, а играют эти, как черти! Какой Де Ниро сумасшедший дьявол, а? А как это снято все тонко, умно, эротично. Момент сейчас будет, мне очень нравится, когда Рурк смотрится в расколотое зеркало после секса с дочерью, ещё не зная, что это его дочь…
– А я кредит взял на квартиру. Я тебе не говорил? – озвучил Вася Микки Рурка.
– На квартиру? Зачем? У тебя нормальная квартира по местным понятиям. Трёшка вроде?
– Да, но мы же с матерью живём и дочке скоро пятнадцать. Нина хочет отдельно.
– Много хочет твоя Нина, – раздражённо произнес Андре и встал с дивана. – Ну что? Мы так и будем сидеть? Мы зачем собрались?
Вася тоже встал.
– Полотенце в ванной?
– Твоё – да.
– Я пошёл, – сказал Вася и вышел.
Андре бросил на белую ляжку дивана шоколадный пиджак, оставшись в розовой рубашке, словно застыдившись, и посмотрел на меня.
– Будешь смотреть?
– Обязательно.
– Если в ванну пойдешь, бежевое полотенце чистое.
В ванной пахло взволнованным Васей. Я посмотрела на себя в зеркало. Докатилась, мать… Мне стало стыдно. Но от этого, кажется, даже приятно. Это заразно что ли? Я сняла одежду, оставшись в белье и туфлях, и направилась в спальню.
В раме открытой двери спальни виднелась картина в стиле «ню». Плотно закрытые синие шторы оттеняли два голых мужских тела. Голый Андре, свесив взлохмаченную голову, стоял на четвереньках на огромной кровати. Голый Вася, на коленях, ласкал его спину и ягодицы. С лысой головой он казался слишком голым.
– Андрюша, расслабься, прошу тебя… – уговаривал Вася.
– Подожди… – тихо просил Андрей.
Я встала рядом с телами, и Вася со звериным воплем вошёл.
Обмякшее тело Андрея сотрясалось от Васиных ударов по его дряблым старческим ягодицам. Казалось, Вася вколачивал в дворянскую задницу босса всю свою классовую ненависть. Кончив, он заботливо положил его бесчувственное тело на бочок, и, подмигнув мне, вышел из спальни.
Андрей лежал в позе эмбриона, не шелохнувшись. Из распухшего, натертого до темно-розового цвета ануса вытекала сперма, смешанная с чем-то желтым, тщательно пережеванным. «Овсянка, сэр!» – вспомнился глупый анекдот.
Я потрепала его по волосам.
– Ты жив?
Он повел вокруг мутным невидящим взглядом.
– Господи, как стыдно… Я ничтожество…я мразь… грязь… слякоть… плесень… дерьмо… Эпитеты, кажется, перестали иметь отношение к человеку. Я вспомнила дождь в день нашего знакомства и погладила Андрея по голове.
– Не надо… я не заслуживаю этого… – всхлипнул он.
Голый Вася вернулся в спальню. Его член был приподнят эрекцией, в глазах стоял вопрос «что делаем дальше?» Получался двойной вопрос.
– Сядь! – указала я ему на кресло в углу спальни.
Он послушно сел. Я понимала, что в этой пьесе от меня требовалось сказать Андрею: «Теперь иди и отсоси у него!» И тогда будет мне счастье. Я понимала, но не могла… К голому старику я чувствовала жалость, а к голому крепышу брезгливость и отвращение.
Но пьесу надо было доигрывать. Нельзя уйти со сцены, прихватив с собой ружье со стены. Это не по Станиславскому…
– Я хочу посмотреть, как ты сосешь, – сказала я Андре. – Сделай это.
Андре замычал и пополз на четвереньках к Васе. Овсянка текла по его белым ляжкам, отвисшие яйца болтались как у старого кобеля. Я почувствовала, что больше не могу на это смотреть…
Андрей подполз к Васе, постоял между его ног с опущенной головой. Вася сдвинулся ниже, подав эрегированный член ко рту босса, ухмыльнулся и закрыл глаза. Андрей поднял «морду» вверх, будто собирался заскулить, но вдруг поднялся неожиданно резко для его возраста и породы.
– Всё. Хватит! – произнес он, и, пошатываясь, вышел из спальни.
Вася провел рукой по моей ноге и плотоядно осклабился.
– А мне дашь?
– Неа.
– Что так?
– Болею.
– Ааа… – проговорил он равнодушно.
Он расставил ноги шире и с удовольствием почесал мошонку, как пёс в любимом хозяйском кресле в отсутствии хозяина.
Выходя из ванной одетая, я услышала голоса в прихожей.
Васин: «Андрюш, ну я тебя прошу, ты же обещал…» и через минуту Андре: «Сколько тебе надо?»
Дверь ванной закрылась громче, чем я ожидала, и Вася перешел на шёпот.
Вставив довольное лицо в проём двери гостиной, он расплылся в прощальной улыбке:
– До свидания, Танюша! Очень приятно было с вами познакомиться!
– Мне тоже. До свидания, Вася! – сплющила я ответную гримасу.
Проводив гостя, Андрей, в синем бархатном халате, опустился на диван. Пола халата съехала в сторону, обнажив волосатую ногу. Синий бархат на белой коже дивана уводил мысли к морям, штормам и Айвазовскому, а волосатая нога к недавнему прошлому.
– Ну, как тебе Вася? – спросил Андре.
– По-моему, говнюк.
Он улыбнулся и налил себе коньяку.
– Будешь?
– Нет. Спасибо. Мне вообще-то пора уже…
