Глава 10. Снова спикеры
Над черной слякотью дороги
Не поднимается туман.
Везут, покряхтывая, дроги
Мой полинялый балаган.
Лицо дневное Арлекина
Еще бледней, чем лик Пьеро.
И в угол прячет Коломбина
Лохмотья, сшитые пестро…
А. Блок. Балаган
Репетиция, репетиция, гип-гип ура!
— Эмочка, здравствуй!
— Эмилий Иванович, добрый вечер!
— Здрасте, Эмилий Иванович!
— Тяпа, привет!
— Кофе? Чай? — гостеприимно предлагал направо и налево Эмилий Иванович, чувствуя себя хозяином приема. — Есть печенье, сухари, пряники.
— Чай!
— Кофе!
— Мне сухарик!
— Ма-а-ленькую корочку! — пропела лиса Алиса.
— Рефрижератор на ходу? В смысле, холодильник, — по-свойски прошептал Карабас-Барабас и конспиративно подмигнул.
— На ходу, — ответил Эмилий Иванович и тоже попытался подмигнуть. Настроение у него было приподнятое, он был счастлив. И это доказывает, что человек — животное стадное. Даже такой, как Эмилий Иванович, типичный кабинетный ученый.
— Эмочка, спасибо! — Сияющая Ирина Антоновна обняла Эмилия Ивановича. — Ты себе не представляешь, как ты нас выручаешь!
— Ну что ты! — смутился Эмилий Иванович. — Рад, что могу помочь. У тебя что-нибудь случилось? — не удержался.
— Случилось? Почему?
— Ты прямо светишься, — ответил простодушный Эмилий Иванович. — Ты такая красивая!
— Да ладно тебе! — Теперь смутилась Ирина Антоновна. — Самая обыкновенная…
— Ирина Антоновна, кот Базилио не отдает парик! — пожаловалась Мальвина.
Кот Базилио натягивал перед «походным» зеркалом голубой паричок, который был ему мал.
— Жесть! — восхитился Карабас-Барабас, закатывая глаза. — Голубой кот!
— А коты бывают голубые? Тебе идет!
— Сам ты голубой!
— Ирина Антоновна! Пусть отдаст!
— А если кот Базилио будет играть Мальвину? А чего? Классная Мальвина! С усами!
— Ужас! А Мальвина кого? Кота?
Хохот.
— Карабас, на сцену! Сцена с куклами! Пиноккио! Музыка! Свет!
— Ирка перепихнулась с кем-то, — прошептал Карабас-Барабас коту Базилио. — Гормоны играют. Не знаешь с кем?
— С папой Карло? — предположил кот Базилио.
— Не-а, у Карло есть женщина, я видел их в городе.
— А как же Буратинка?
— Упаси бог! Идти против табора?
— Тихо! — закричала Ирина Антоновна. — Поехали!
* * *
В «Белой сове» было сонно и тихо. Днем заведение служило обычным скромным кафе, а ночью делалось вертепом разврата, то есть ночным клубом с полуприличной программой и стриптизом.
Федор Алексеев и Коля Астахов уселись в углу, и к ним не торопясь подплыл полный молодой человек в длинном черном фартуке и белой рубашке — официант, бывший студент Федора.
— Ой, профессор! — опешил молодой человек. — Федор Андреевич!
— Здравствуй, Славик. Ты все еще здесь?
— Ну… здесь, — вроде бы смутился молодой человек. — Жить-то надо. Но вы не думайте, я много читаю, даже пишу, выкладываю свои мысли о жизни и вообще о смысле в соцсетях. Сейчас многие интересуются, пишут о смыслах. А философия… она везде, в каждом жизненном проявлении, правда? И необязательно состояться как философ, можно работать везде и оставаться нормальным человеком. Правда?
Федор кивнул:
— Правда. Молодец, Славик.
Капитан только вздохнул — еще один с мутной философией и трепло — хлебом не корми. Он кашлянул, и молодой человек спросил:
— Вам как обычно?
— Как обычно, Славик.
Капитан иронически вздернул бровь:
— Как обычно?
— Ну, бываю иногда, — ответил Федор, тоже вздыхая. — Я был здесь с одной замечательной женщиной…
— С психованной художницей?
[4]
— ухмыльнулся капитан. — А Дива еще поет?
Федор неопределенно пожал плечами, что значило: «Я не говорю о своих женщинах даже с друзьями» и обратился к молодому человеку:
— Славик, тут такое дело, нужна помощь. Я покажу тебе фотографию человека, а ты мне скажешь, когда видел его в последний раз.
Славик принял фотографию обеими руками, впился в нее взглядом, нахмурился:
— Я его знаю, это Вова Малко. Бывает у нас. А что?
— Его убили, Славик. — Федор внимательно смотрел на бывшего студента. — Что можешь сказать?
— Вову убили? — поразился Славик. — Несчастный случай?
— Нет, настоящее преднамеренное убийство.
— Господи! — Славик перекрестился. — То-то его уже почти неделю нет. Уже известно, кто… его?
— Пока нет. Что он был за человек? Ты по роду занятий психолог и физиономист, не говоря уже о том, что философ.
Капитан вздохнул и обвел заведение взглядом. У него была собственная манера беседы со свидетелями, в корне отличная от растекания по древу, свойственного Федору. В отличие от друга, капитан Астахов был человеком прямолинейным, без подходов.
— Да какой человек? — махнул рукой Славик. — Ошивался здесь, корчил из себя хозяина жизни. Мелочь и жлоб, считал бабки, и руки тряслись, чтобы не передать лишнего, пьяный, зараза, и бдительный… — Он запнулся и покраснел. — Последний раз… сейчас… — Он задумался. — В воскресенье, десятого августа. Да, точно! А можно спросить, как его?
— Можно, Славик. Его убили ударом кулака в сердце, в то самое воскресенье десятого августа, вернее, уже одиннадцатого, и оставили на остановке второго троллейбуса.
— Так это он? Малко? — воскликнул Славик. — Весь город прямо гудит! Я понятия не имел… Вы сказали, ударом в сердце? Разве так убивают?
— Убивают по-разному. Он был здесь один, не помнишь?
— Пришел один, а потом не помню. Народу было полно, по воскресеньям всегда не протолкнуться, себя не помнишь.
— Где он сидел?
— Около подиума. Точно, один, пил коньяк. Он слабый был, пьянел, как девочка, начинал орать, лез на подиум, нес что попало.
— Охрану вызывали?
— Нет, что вы! Он был безобидный, все смеялись. Вроде клоуна и не злой. Нес всякую фигню и сам первый смеялся.
— Когда он ушел, помнишь?
