Приятельница Алина из статистики залетела с утречка пораньше попить кофе — пока нет читателей. Понедельник — день тяжелый, без кофейной зарядки не настроиться.
— Ты сгорела! — воскликнула она. — Мамочки, покрасилась! Русый — это твое, я давно говорила! И губная помада… блеск! Ну, Ирка, ты даешь! Это из-за него? Ты бы хоть познакомила.
— Не с кем знакомить, — уронила Ирина.
— Что значит… Ир, что случилось?
Ирина всхлипнула, но усилием воли удержала слезы.
— Что случилось? — закричала Алина. — Вы что, поссорились?
— Нет, он ушел.
— Как ушел?
— Очень просто. Вчера вечером. Взял свою сумку и ушел…
— Но он сказал хоть что-нибудь? — настаивала Алина.
— Сказал, что мы очень разные…
— Ага, не сошлись характером, — хмыкнула Алина. — Кто он вообще такой? Откуда он взялся?
— Он проводил меня домой…
— И остался?
— Нет, — Ирина невольно рассмеялась. — Это было двадцать лет назад.
— Двадцать лет назад?! — не поверила Алина. — Целых двадцать лет? А потом что?
— А потом ничего. Я его с тех пор не видела. А он вдруг появился…
— Через двадцать лет? А где он был все это время? И что сказал?
— Я не знаю, где он был, не спрашивала. Ничего не сказал, просто пришел. Хотя нет, сказал, что помнит, как мы шли по полосатой улице…
— Что значит полосатой?
— Свет — тень, свет — тень, от фонарей. — Ирина вздохнула.
— Ничего не понимаю! А ты думала, он пришел насовсем?
— Не знаю, что я думала… Это было так неожиданно. Понимаешь, мне снова было шестнадцать, и я была влюблена…
— Первая любовь, — покивала Алина. — А у него есть семья?
— Он женат.
— Все они женаты! Может, поссорился и пришел…
— Может.
— Он красивый?
Ирина задумалась, пожала плечами.
— Нет, наверное. Он… — Она запнулась — ну как расскажешь, что у него сильные руки, мощное тело, седина на висках… что он нежный! И глаза… такие синие!
— И ты его любишь?
— Не знаю, скорее, жалею, что ничего не случилось тогда. Да и сейчас. Знаешь, теперь стало еще хуже. Такое чувство упущенного шанса, а почему, непонятно…
— Ага, так всегда. Состояние обгаженности — он меня не захотел!
Ирина вздохнула и промолчала. Они пили кофе с коричным печеньем, испеченным Алиной.
— Ну как? Чуток подгорело, да? — озабоченно спросила Алина. — У меня духовка паршивая, никогда не угадаешь.
— Очень вкусно.
— Как там Эмилий?
— Эмилий? Хорошо. Пустил нас на репетиции к себе в канцелярию.
— Ты ему нравишься, он так на тебя смотрит… — Алина хихикнула.
Ирина пожала плечами.
— Он хороший человек, только малость неадекват. Он один?
— Один, кажется.
— Он тебе… никак?
Как ни было грустно Ирине, она улыбнулась.
— Понятно. Ну почему: как хороший человек, так обязательно вроде Эмилия? У меня знакомая с ним работала, в книжном магазине, говорила, у него носки разного цвета.
— Я в курсе, ты говорила.
Девушки рассмеялись…
…В десять позвонил легкий на помине Эмилий Иванович и сказал, что забежит прямо сейчас, нужно поговорить. «О чем?» — спросила озадаченная Ирина, но Эмилий уже отключился. Может, у него неприятности от начальства из-за репетиций? И Эмилий, как человек деликатный, не хотел по телефону, а решил отказать им лично? Голос у него был взволнованный…
Он прибежал через полчаса. Ирина не находила себе места, вообразив всякие ужасы, но дело оказалось много проще. Эмилий был взволнован, растрепан, слегка заикался и многословно объяснял, что ему нужно. К удивлению Ирины, он попросил помочь выбрать красивую одежду, а то «моя не очень». Окинул себя взглядом и развел руками.
— Я понимаю, что просьба дурацкая, — сказал Эмилий Иванович, — но я как-то не умею по магазинам, всю одежду в основном покупала мама, а сейчас… я из нее вырос! — Он снова развел руками.
— Давай в воскресенье, — предложила озадаченная Ирина, — у меня выходной.
— Я не могу так долго ждать! — воскликнул Эмилий Иванович. — Ты не могла бы на часок отпроситься? Ириша, это очень важно!
— Ну ладно… — задумалась Ирина. — Пошли! Леночка, скажешь директору, что я оставила включенный утюг, если он спросит. Я вернусь через час и буду сегодня без перерыва.
Леночка была помощницей Ирины.
— Можно пойти на центральный рынок, там в бутичках есть неплохая одежда, — предложила Ирина уже на улице.
— Нет, пошли в «Эгоист» на площади. У них в витрине красивые вещи, я видел. Проходил мимо и видел.
— Но там же страшно дорого! — не удержалась Ирина.
— Это ничего… нормально, деньги у меня есть, — сказал Эмилий Иванович и добавил после паузы: — От мамы остались.
— Эмилий, что случилось? — Ирина рассматривала молодого человека.
— Ничего! Мы были вчера на Магистерском озере…
— Ну и как?
— Замечательно! — с воодушевлением выдохнул Эмилий. — Знаешь, я никогда еще там не был! Я даже не ожидал… Ребята посвятили меня в спикеры.
Он, размахивая руками, радостно и бессвязно рассказал Ирине, как его бросили в озеро, в «купель», как сказал Дуремар, «дабы достойно завершить обряд посвящения», а потом хохоча в озеро бросились остальные, вода закипела, колыхнулись кувшинки и камыши, запищали и шарахнулись болотные птицы. А потом они загорали, и Эмилий впервые не стеснялся своего слишком белого и неспортивного тела, лежал на песке, загорал, хотя мама считала, что загорать вредно. И небо было бездонное и синее, и высокие луговые травы шелестели, и плескалась рыба. Правда, Дуремар сказал, что это не рыба, а лягушки. А Карабас сказал, что Дуремар у них спец по лягушкам и пиявкам — раз сказал, что лягушки, значит, лягушки, ему видней. И хотя они не поймали ни одной рыбешки, уха все равно была — варил ее папа Карло, сам с утречка сбегал на рынок и купил щучку и двух карпиков, — и не подпускал к костру девушек, Алису и Буратинку, так как не бабское это дело — варить уху. Не столько варил, сколько священнодействовал.
— И ты решил купить себе новую одежду? — спросила озадаченная Ирина. — Из-за спикеров?
— Ириша, ты не понимаешь… — Эмилий Иванович даже приостановился и прижал руки к груди. — Мама считала меня маленьким и все время руководила! Во всем! Кофе нельзя, одежда должна быть скромной и удобной, джинсы вредны, потому что тесные, на завтрак — овсянку, потому что она полезная, суп — обязательно, хорошо для желудка; упаси бог без панамы в летнюю жару, натуральные носки… синтетики ни капли, завтраки с собой, домашние, — нечего шляться по кафешкам с их химией, голову мыть только натуральным хозяйственным мылом. И так далее. И не позволяла читать Мопассана и «Декамерон». Мама была прекрасным человеком, но любила командовать. Надо мной смеялись, понимаешь? Я был некрасиво одетый толстый стеснительный очкарик… Я как огня боялся девочек. И в школе, и в институте! Понимаешь?
