— Да, конечно. — Леонидову уже позвонили с проходной и сказали, что к нему поднимается вызванная повесткой Дарья Витальевна Са жина.
— Я сяду?
— Садитесь.
Она присела на стул, все так же неуверенно оглядываясь по сторонам. Будто пытаясь сообразить: а где я? В первый момент Алексей не мог понять своих впечатлений от Дарьи Сажиной. Сначала она показалась ему некрасивой и какойто измученной, но буквально через минуту он уже думал, что Дарья Сажина — невероятная красавица. Она абсолютно не умела скрывать своих чувств, все они были написаны у нее на лице. Волны то гнева, то отчаяния, то какойто наивной, почти детской радости или печали накатывали на лоб и щеки этой странной женщины, затопляли ее светлые глаза то до глубокой синевы, а то и почти до черноты. Плохо сдерживаемые эмоции то и дело искажали рот с красиво очерченными губами, ломая его идеальную линию, или же преображали улыбкой, и невольно хотелось улыбаться в ответ. Женщинаморе, непонятная, непредсказуемая, и уж точно Даниил Голицын такой ее отчаянной любви не стоил. Но в томто и была прелесть Дарьи Сажиной, что она никаких ценников не замечала и на чувства свои эти ценники не навеши вала.
— Догадываетесь, зачем я вас пригласил? — со вздохом спросил Алексей. Он уже понял, что будет ничуть не легче, чем с Даниилом Голицыным. Сейчас эта женщина затопит кабинет своей любовью к нему, и попробуй тут сопротивляться!
— Изза Анжелики?
— Как вы думаете, что с ней случилось?
— Я думаю, ее убили, — радостно сказала Дарья Витальевна и тут же погрустнела.
— Кто убил?
— Я не видела, — смутилась она.
— Но уверены, что ее нет в живых?
— Да.
— Почему?
— Он ведет себя так… Дан. Он свободен, понимаете?
— Вам виднее.
— Да, — кивнула она. — Мне виднее.
— Он встречался с вами после того, как вы вернулись из круиза?
— Да. — Она до ушей залилась краской.
— Не буду спрашивать, что об этом думает ваш муж.
— Мы встречались в кафе, — торопливо заговорила Дарья Витальевна. — Это вполне невинно. А Дима… — Она словно поперхнулась, в ее внезапно потемневших глазах теперь было отчаяние. — В конце концов, я самостоятельная женщина! — неожиданно разозлилась она. — Я живу с ним из жалости и потому что слабовольная. Муж меня любит до безумия, до какогото фанатизма, а я не могу этому сопротивляться. К тому же мы живем на мои деньги. Дима простой менеджер.
— И вы не можете оставить его без средств к существованию? — с иронией спросил Алексей.
— Он мне очень помог, поддерживал меня, когда я пыталась встать на ноги, он единственный в меня верил. Если хотите, он подарил мне меня! — с вызовом сказала Дарья Витальевна. — И я не могу просто так его бросить. Он сказал, что умрет, когда это случится, и я ему верю. К тому же у нас дочь, — закончила она.
— Дочь уже взрослая.
— Но Алиса привыкла к тому, что у нее полноценная семья! Мама и папа. Нельзя травмировать ребенка разводом, в каком бы возрасте этот ребенок ни находился.
— Но ведь сейчас Даниил Валерьевич свободен. И вы недавно встречались. Я уж не говорю о том, что случилось на новогоднем банкете. Точнее, после него.
Дарья Сажина снова вспыхнула до самых корней волос.
— Мы просто вспоминали молодость, — пролепетала она и стала похожа на ребенка, укравшего в магазине шоколадку.
— Даниил Валерьевич рассказывал мне вашу историю. После того, как он женился на Анжелике, а вы вышли замуж за Дмитрия Сажина, ваши пути разошлись. Эта история так и осталась бы в прошлом, и сдается мне, это было бы лучше для вас всех. Как получилось, что вы снова оказались в Москве? И почему ваш муж стал работать у Голицына?
— Да както так вышло… — Она замялась. — Хорошо, я расскажу.
— Внимательно слушаю.
Море второе, Красное
Со свекровью Даша не ужилась. И не потому, что у Диминой матери оказался скверный характер. Она была неплохая женщина, хозяйственная, заботливая, хотя и простоватая, и к Даше поначалу отнеслась как к родной дочери, но материнское сердце не обманешь. Уже через месяц после того, как молодые поселились у них, Зоя Васильевна то и дело вздыхала, а улучив момент, пеняла сыну:
— Не любит она тебя, Димка, а ты перед ней расстилаешься.
Камнем преткновения стало имя для только что родившейся дочери. Когда Даша решила назвать девочку Алисой, свекровь возмути лась:
— Какая такая Алиса? Нечего чудить! Назовите Машей или Сашей. Хоть Наташей, но чтобы порусски! Именито такого в святцах нет! Алиса! Не будет ребенку счастья, раз не будет у него ангелахранителя!
Дима, как всегда, встал на сторону жены.
— Да пусть называет как хочет, ма. Она же ее рожала.
— И мне, между прочим, было очень больно, — напомнила Даша.
— А то я не мучилась! — возмутилась Зоя Васильевна. — Подумаешь, подвиг совершила! Ребенка родила! А Димка что ж, ни при чем?
Девочку все же назвали Алисой. И через какоето время было решено из провинции выбираться. Работы здесь не было, перспектив получить жилье никаких, а в двухкомнатной «хрущобе», «фамильном гнезде» Сажиных, впятером стало тесно. Огромная страна, которая называлась СССР, толькотолько развалилась, все было так зыбко, непонятно, работа если и находилась, то лишь в торговле, для которой Даша с ее наивностью и честностью явно не годилась. А по специальности она устроиться не могла. Кому, спрашивается, нынче нужны психологи? Да у людей на самое необходимое денег нет! Диме тоже не повезло, инженеры и физикиисследователи также не требовались. Завод, на котором он работал, перешел на сокращенную неделю, поговаривали, что и вовсе закроется.
Первым в Москву уехал Дима, пообещав жене, что, как только найдет работу и получит первую зарплату, будет подыскивать съемную квартиру. Все более или менее устроилось только через полгода. Все это время Дима жил на работе, спал там же, на диванчике в холле, а Даша… Эти полгода она потом вспоминала с ужасом. Стиснув зубы, терпела, просто потому, что некуда было деваться. Свекор получал пенсию по инвалидности, на нее и жили, вчетвером, с маленьким ребенком. Коечто присылал Дима, но Даша прекрасно понимала, каким трудом ему это дается. Ели они в основном картошку в разных видах, с солеными огурцами и помидорами, свекровь сама пекла хлеб. Ставила пироги, начиняла их все той же картошкой или капустой, а когда пришло лето, то яго дами.
Даша донашивала старую одежду, дочке перешивали из чего могли. Бедность была ужасная. Все мысли лишь о том, как бы свести концы с концами. Когда Дима позвал, наконец, в Москву, Даша расплакалась от счастья. Но радовалась она недолго.
Квартирка, которую удалось снять мужу, была однокомнатная, в пригороде. Да и на нее Сажины выкраивали из скудного семейного бюджета с трудом. Дочка была еще маленькая, в садик ее не брали изза отсутствия московской прописки (свои в очереди годами стоят), и Даше приходилось сидеть дома. Это была почти такая же нищета, как и раньше, но в Москве, в городе, полном соблазнов. От этого Даше становилось еще горше. Нет, она вовсе не мечтала о бриллиантах и норковых шубах, но быт заедал, хотелось куданибудь выбраться, на выставку или в театр, позвать когонибудь в гости, пообщаться с интересными людьми. Но какие тут гости! Какой театр! На самое необходимое денег не хватает, как и раньше, когда они жили в провинции!
