— Она тебе доверяет, — наставлял его Сема. — Когда они разведутся, Дарья Сажина получит половину всего, и тут уж ты наложишь на акции холдинга свою лапу. Дашка легко попадет под твое влияние. Ведь она всю жизнь смотрит тебе в рот.
— Но что мне делать с Алисой?
— А что хочешь. Избавься от нее. Девчонка не подарок, она нам только нервы делать будет. Вы с ней не пара, это видно.
И Дан старался. Выбирал самые выгодные ракурсы, позируя Лене: ну же! Снимай! И беги прямо к ней! Но начальник службы безопасности оказался туповат. С докладом к Сажину Леня не спешил. Дан чувствовал, как на его шее затягивается петля. Огромные долги, чрезмерно настойчивая девушка, держащая наготове языкрапиру, чтобы уколоть побольнее, бывший друг, который только и думает о том, как вышибить его с поста генерального. Поигрался Сажин с Даней, и хватит. Не сегодня завтра Даша узнает правду, и тогда в номинальном директоре нужда отпадет.
Дана давно уже ничего не радовало, особенно единственный сын. Они встретились в конце декабря, Федя позвал отца в ночной клуб, где, как с гордостью сказал сын, будет выступать его рокгруппа.
Клуб оказался третьеразрядным кабаком, в зале было накурено, пахло горелым подсолнечным маслом. Публика за столиками сидела заурядная, многие зашли просто так, поужинать. Дан с удивлением смотрел на вертлявую девицу, которая всем распоряжалась.
— Это мой продюсер, — с гордостью сказал Федя.
«Продюсер» тут же принялся строить Голицыну глазки. Еще бы! В этом дешевом кабаке Дан единственный был нормально одет! В таких заведениях он не был вот уже лет двадцать, даже больше. Ужасная кухня, рыба на сто процентов перемороженная, вино отвратительное, скатерти грязные. Дан все больше чувствовал себя не в своей тарелке. Да еще эта девчонка… Про дюсер! Ха!
«Значит, они будут жрать и напиваться, а мой сын их развлекать», — думал он, с неприязнью разглядывая публику. Захотелось немедленно встать и уйти. Но Дан решил испить сию чашу до конца. А потом поговорить с Федором по душам. Звук оказался ужасным, они не умели даже настроить аппаратуру! Дан ни слова не мог разобрать из того, что пел сын. Может, тексты были не так уж и плохи, но все перекрывал чудовищный грохот, металлический скрежет. Публика равнодушно ела, несколько раз пару жидких хлопков раздалось, но это все.
«И это мой сын!» — в ужасе думал Голицын, которого жалкое зрелище на время парализовало. Дан не мог ни есть, ни пить. Да и что тут есть?!
— Ну и как тебе? — спросил после выступления сын, присаживаясь рядом.
— Ты хочешь услышать правду?
— Я понял: тебе не понравилось! — вспыхнул Федя. — Все с чегото начинали!
— А помоему, это конец, — усмехнулся он. — Послушай, я еще мог бы чтото для тебя сделать. Если ты найдешь в себе силы закончить институт…
— Да иди ты! — вскочил сын. — Хочешь сделать из меня такого же урода, как ты сам?!
— Однако твоя девочка на меня запала, — усмехнулся он. — Твой «продюсер». Что бы женщина ни говорила, Федя, костюм от Бриони ей больше по сердцу, чем проколотое ухо и голый пупок. — Он презрительно кивнул на кожаную жилетку с металлическими заклепками, в которую был одет сын. — Если я проведу с ней ночь, ты примешь мои условия?
— Какая же ты… — Сын словно поперхнулся. — Если еще раз ко мне сунешься, я не буду стесняться в выражениях. Засунь свои деньги себе в ж… Мне от тебя ничего не надо. Если надо подписать какието бумаги — я подпишу. И фамилию возьму другую. Нет больше Федора Голицына, запомни. Кошелек не доставай. Угощение за счет заведения. Мою команду в благодарность за выступление покормят. Ну и тебя заодно.
— Я в состоянии заплатить за свой ужин!
— Я тоже.
И сын ушел. Голицын понял одно: на его имущество Федор претендовать не будет. В конце концов, могут быть и другие дети. Что такое для мужчины сорок лет? Ну не повезло с мальчишкой, так ведь это его мать виновата! Она им совсем не интересовалась и не занималась его воспитанием. А няни, что няни? Чужой же ребенок, не свой. Из богатеньких. Чего его воспитывать, когда придет время и папа все купит? А время пришло, и папу послали. Я, видишь ли, гений, только человечество меня пока не понимает! Если у Сажина жена нормальная, так и Алиса занимается делом, а не лупит с остервенением в барабан. А этот… рокмузыкант… Голицын не удержался и хмыкнул. Ну и катись. И вычеркнул Федю из своей жизни.
Когда Сажин пригласил в новогодний круиз, Дан сразу понял: будут разборки. И если не принять меры… В конце концов, их двое против него одного. Четкого плана у Голицына не было. Надо заложить мины везде, где только можно, авось гденибудь и рванет. Анжелика застрахована на огромную сумму, к тому же у жены прекрасная квартира в центре, доставшаяся в наследство от родителей. А Федор на это имущество претендовать не будет, он сам сказал. Сын кудато уехал со своей «командой». Как он заявил матери, «на гастроли». Надо же комуто развлекать народ, сидящий под Новый год в кабаках. Наплевать, что поют, лишь бы водка не кончалась.
У Алисы какието важные соревнования сразу после новогодних каникул, и она не вылезает из спортклуба. Очень талантливая спортсменка, которой Алиса в прошлом году проиграла в финале, говорят, и нынче в прекрасной форме.
— Я подарю этот кубок тебе, — пообещала ему Алиса, провожая в круиз. — А ты взамен наконецто официально разведешься. Это мое условие.
Дану хотелось сказать ей так же, как недавно сказал ему сын:
— Засунь его себе в ж…!
Еле сдержался. Зато он не будет видеть Алису целую неделю! Вот оно, счастье!
И все получилось. Теперь он вдовец, осталось получить страховую премию. Хорошо бы Сажин сел за убийство. Можно сказать, предел мечтаний. А почему бы нет?..
Море седьмое, Балтийское
— Присаживайтесь, Даниил Валерьевич. У меня для вас плохие новости.
Алексей притворно вздохнул.
— А именно? — Голицын посмотрел на него настороженно.
— Нашли тело вашей жены. Увы! Она всетаки мертва, а не гуляет по зимнему Таллину в компании симпатичного эстонца. Или финна.
— Ааа… — с явным облегчением протянул Голицын. — Я уже с этим смирился. С тем, что она не вернется. — И он тоже притворно вздохнул.
— А ведь это вы ее убили, — грустно сказал Алексей. — С целью получить огромную страховку. Вам бы подождать, пока тело найдут. Подозрений меньше. Терпения не хватило, да?
— Да что вы такое говорите? Я убил свою жену! Изза какойто страховки! Меня все устраивало в моей жизни.
— А помоему, вас ничего не устраивало. Я хочу, Даниил Валерьевич, чтобы вы написали явку с повинной.
— Чтобы я что сделал?! — В голосе у Голицына было такое удивление, что Алексей невольно засомневался. А вдруг всетаки Сажин?
— Чистосердечное признание смягчает наказание. Я уж не говорю о вашей совести. Облегчите душу, покайтесь.
