— План заготовки хлеба под угрозой срыва. Надень свой мундир и потормоши районное начальство, может быть, выколотишь кое-что.
«С секретарем капитаном Балалайкиным отправились в Княгининский район, — вспоминал генерал Гуськов. — Прибыли в деревню, где располагалось правление колхоза «Светлый путь». Деревня будто вымерла. Покосившиеся дома с соломенными крышами. Изредка попадались пожилые, плохо одетые женщины, ребятишки и глубокие старики. Пришли на колхозный хозяйственный двор. Картина еще более безотрадная. По всему двору валялись телеги, колеса, хомуты, дуги. Ни одной телеги, пригодной для поездки, ни одной упряжки, которую можно было бы надеть на лошадь. Да и лошадей не было видно».
Высшую власть бедственное положение страны не интересовало. Сталинскую обслугу преследовали иные страхи.
В Новом Афоне, где Сталин обедал с Берией, принесли молодое вино. Вождь распорядился хранить вино при температуре не ниже 13–15 градусов, а его переохладили. Этот страшный случай навсегда врезался Власику в память.
«Обслуга подала на стол злополучное вино, не проверив температуру, — вспоминал он в конце жизни. — т. Сталин был возмущен тем, что неоднократные его замечания не приняты к сведению. Все это крайне возмутило т. Сталина, и он справедливо выразил нам свое недоверие. Т. Сталин никак не мог успокоиться… Не знаю, как выдержало сердце, думал, что потеряю сознание. После этого инцидента я не спал трое суток».
Власик и сам жил весело, пил и гулял на казенный счет. Привозил женщин на правительственные дачи, случалось, прямо за обеденным столом устраивал стрельбу — по хрустальным бокалам. Обарахлился трофейным имуществом. В голодающей, разрушенной войной стране развращенная, обнаглевшая и абсолютно бесконтрольная челядь вождя устроила себе красивую жизнь.
И в своей безнаказанности Власик зарвался.
Видимо, кто-то обратил внимание Сталина на разгульный образ жизни главного охранника и заметил: можно ли такому ненадежному человеку доверять жизнь вождя?
Но не по этой причине Власик лишился расположения вождя. Сталин был крайне снисходителен к таким грешкам. Скажем, ему представили документы относительно министра сельского хозяйства СССР Ивана Александровича Бенедиктова: «Бенедиктов вел себя недостойно: на протяжении длительного времени имеет две семьи; при строительстве дачи для второй семьи, используя служебное положение, способствовал получению рабочей силы, транспорта и стройматериалов в подведомственных министерству организациях. Получил для второй семьи квартиру за счет жилплощади, предназначенной работникам министерства. Во время командировок и поездок на курорт допускал излишества в расходовании государственных средств».
Наказание? Отделался выговором. Министра всего-навсего обязали «упорядочить семейный быт». Понятно, что Иван Бенедиктов до конца жизни оставался пламенным сталинистом. Какой еще руководитель страны проявил бы подобную снисходительность?
По той же причине поклонялся вождю хозяин Азербайджана Мир-Джафар Аббасович Багиров, которому можно было все.
В 1948 году Министерство государственного контроля СССР получило сведения о том, что руководители азербайджанского правительства строят себе дачи, за казенный счет устраивают там подсобное хозяйство и торгуют выращенными фруктами и овощами.
Министром госконтроля был бывший сталинский помощник Лев Захарович Мехлис Он жестко относился к кадрам, безжалостно и часто несправедливо снимал с должности — иногда за дело, иногда по чьим-то наветам. Пожалуй, единственная его черта, вызывающая симпатию, — это личное бесстрашие. На фронте он сам поднимал бойцов в атаку. В марте 1946 года Мехлис приступил к работе в ведомстве госконтроля, созданном Сталиным. Вождь хотел, чтобы Мехлис следил за порядком во всех наркоматах, поэтому Лев Захарович получил широчайшие полномочия, в том числе право контролировать весь государственный аппарат.
Мехлис распорядился проверить финансово-хозяйственную деятельность Совета министров Азербайджанской ССР. В ревизии принимало участие полторы сотни человек, руководил группой заместитель министра госконтроля Емельянов. Выявить следы барского поведения высших республиканских чиновников, привыкших к полной безнаказанности, труда не составило. Сегодня это бы назвали коррупцией, тогда говорили о злоупотреблениях.
Мир-Джафар Багиров пребывал в дурном настроении. Часами просиживал в своем кабинете вместе с преданными помощниками, выискивая возможность контригры. Самое поразительное состоит в том, что в республике, где царил настоящий культ личности, некоторые чиновники побежали с тонущего корабля. Они решили, что положение первого секретаря ЦК пошатнулось и Багирова снимут.
«Багиров понял, что спасения ему нет, — вспоминал Николай Константинович Байбаков, бывший бакинский нефтяник, в ту пору союзный министр. — И пошел на подлую провокацию… Багиров искусно организовал Емельянову поездку в Махачкалу с одной из бакинских красавиц, а сам тут же обо всем доложил Сталину, к письму же приложил интимные, красноречивые фотографии».
Обратившись к Сталину, руководитель республики пошел ва-банк и выиграл.
Вождь ценил Мехлиса за энергию и решительность. Лев Захарович признавал авторитет только одного человека — Сталина. Когда отстаивал более жесткую позицию, позволял себе возражать и самому вождю. Сталин, кстати, не обижался, видя, что Мехлис старается быть большим сталинцем, чем сам генсек.
Но Мехлис, полагая проверку в Баку рядовым делом, не согласовал ее лично с вождем. А тот не любил самодеятельности. Зато ценил, когда подчиненные честно выкладывали друг про друга все, что знали плохого. Благодаря этому соперничеству Сталин выяснял, у кого какие слабые места. Багиров доложил первым, и вождь занял его сторону.
Подчиненных Мехлиса отчитали за то, что они пренебрегли мнением Баку. Руководившего проверкой заместителя министра сняли с должности — «за время командировки в Азербайджане вел себя непристойно — связь с случайными, сомнительными в политическом отношении женщинами, посещение в связи с этим подозрительных квартир, поездки с женщинами в Махачкалу». Заместителя министра по кадрам убрали за то, что он «в непристойной, развязной форме допустил грубые выпады против секретаря ЦК КП(б) Азербайджана т. Багирова, обвинив его без всяких к тому оснований в провокационных действиях по отношению к работникам министерства».
Самого Льва Захаровича укорили за то, что «прикрыл их неправильные действия». Бакинские же чиновники, можно сказать, отделались легким испугом.
В постановлении политбюро говорилось:
«Предложить ЦК КП(б) Азербайджана рассмотреть материалы Госконтроля о незаконных действиях заместителя председателя Совета Министров Азербайджанской ССР Ислам-Заде, допущенных им в строительстве для себя дачи, и представить в ЦК ВКП(б) свое решение по этому вопросу».
Суровее отнеслись к другому заместителю главы республиканского правительства: «Т. Азизбеков Азиз Мешади-Оглы, будучи заместителем председателя Совета Министров Азербайджанской ССР, без разрешения правительства и ЦК КП(б) Азербайджана в 1944 году приобрел в личную собственность дачу площадью в 3,5 гектара, а в официальных документах именовал ее «правительственной дачей № 3» и на ее строительство израсходовал значительные государственные средства. Продукция дачного хозяйства по его указанию продавалась через государственные торговые организации по повышенным ценам; вырученные от продажи деньги поступали на его личный текущий счет в Госбанке… За недостойное поведение объявить т. Азизбекову А.М. строгий выговор с занесением в учетную карточку».
