Иногда возникала срочная необходимость привлечь резидентуру для проведения местного расследования, но при этом ни в коем случае не скомпрометировать источник ISOS. Один из первых таких случаев, который произошел в начале 1942 года, касался агента под именем Паскаль. О нем мы знали немного, за исключением того, что он в определенный день остановился в небольшой гостинице под Барселоной и собирался оттуда направиться куда-то в Южную Америку. Гостиница оказалась не из тех, с которыми у нас была налажена регулярная связь. Затем поступило донесение ISOS, в котором сообщалось, что абвером для Паскаля куплен билет на судно Marqués de Comillas за 14 875 песет. Именно на нем тот и собирался отплыть. Нашей резидентуре в Мадриде удалось, во-первых, получить списки гостей этой гостиницы и, во-вторых, сопоставить стоимость билета с именами шести человек. Это оказалось труднее, чем может показаться, поскольку для каждого из сотен пассажиров этого судна было несколько вариантов базовой и полной стоимости билета. Одно из имен обнаружилось и в списке гостиницы, и среди упомянутых шести пассажиров. Ввиду крайней осторожности наведение справок заняло несколько дней, и, когда агент был наконец полностью идентифицирован, корабль уже вошел в порт Тринидада. Мы и МИ-5 направили в Тринидад срочный запрос, и беднягу Паскаля, который, по всей видимости, даже не знал, сколько стоит его билет, сняли с корабля и отправили на допрос. При себе у него было кое-какое компрометирующее оборудование, так что он быстро сознался. Он был интернирован в Британию, где его продержали до окончания войны. Примерно такими же способами были пойманы и некоторые из его горе-спутников по заключению.
Многих распознать было крайне трудно. Некоторые из них никогда никуда не ездили и вообще не перемещались за пределы метафизического мира ISOS. Так, спустя лишь очень долгое время мы смогли определить настоящее имя некоего Филипе из штаб-квартиры абвера в Мадриде. Он вызвал особый интерес ведомства, потому что специализировался на заброске агентов в Англию. Имена прикрытия часто менялись, поэтому, прежде чем двигаться дальше, нужно было заранее определить имя прикрытия у преемника. Кроме того, большинство важных сотрудников абверовских резидентур в Испании и Португалии проживали под вымышленными именами, и их нельзя было идентифицировать по предыдущим отчетам о деятельности в других странах. Некоторые из подобных идентификаций оставались в «предварительном» списке в течение многих месяцев, прежде чем вырабатывалось какое-то окончательное решение. Иногда все проходило довольно гладко, без проволочек: например, донесение из Севильи в Мадрид, содержащее имя прикрытия, могло быть перенаправлено в Берлин уже с настоящим именем. Приблизительно за два года несколько сотен немецких сотрудников разведки, агентов и связных в Испании, Португалии и Северо-Западной Африке, фигурирующих в ISOS под именами прикрытия, были в конце концов идентифицированы с «реальными» людьми.
Но агентурная деятельность абвера на полуострове была не так важна и гораздо менее вредна для Великобритании, нежели слежка за перемещением судов в Гибралтарском проливе, на которую испанские власти не столько закрывали глаза, сколько даже предоставляли активное, хотя и негласное, содействие. Резидентура абвера в Альхесирасе исправно доносила обо всех прибывающих и убывающих кораблях в порту Гибралтара. Совместно с немецкими агентами из Танжера они следили за проходом военно-морских соединений, конвоев и отдельных судов союзников. Однако в то время эта слежка со стороны абвера, судя по всему, не велась ночью. Думаю, в феврале 1942 года, вскоре после того, как был взломан машинный шифр, мы смогли прочитать первое загадочное донесение ISOS о «Боддене». Казалось, это предприятие прежде всего было связано с применением инфракрасных прожекторов, камер и теплочувствительной аппаратуры в Гибралтарском проливе между двумя немецкими постами по обе стороны; но там было упомянуто и радиолокационное оборудование, а также Lichtsprechgerät, или «световой речевой аппарат» (который, если я правильно понимаю, использовал видимый световой луч, или, вероятнее всего, инфракрасный, для голосовой передачи в очень широком диапазоне, в котором модулируется радиоволна обычной частоты; такое донесение было бы почти невозможно перехватить, если только не разместиться прямо на линии очень узкого луча и вооружиться довольно экзотическим оборудованием). После того как накопилось десятка два донесений ISOS, пестревших немецкими электронными терминами, стало ясно, что здесь необходима квалифицированная техническая консультация. Феликс предложил мне передать проблему к Р.В. Джоунсу1 в Бродвей-билдингс. Официально Джоунс занимал там пост IId, то есть номинально являлся одним из нескольких штабных офицеров в авиасекции. Но фактически он занимал более или менее автономную должность, отвечая за технические разведывательные данные; он также сохранял за собой почти такой же пост в службе разведки министерства военно-воздушных сил. Хотя ему было всего двадцать девять лет, он был уже известен своими достижениями в «изгибе луча», используемого люфтваффе при бомбардировках Великобритании. (Вероятно, это неточное описание того, что он фактически сделал, но это именно то, во что мы верили.) Первое, что бросилось мне в глаза в комнате Джоунса, кроме его собственного молодого и веселого лица, был какой-то сложный радиотехнический прибор. Оказалось, это немецкий радиолокатор (или его часть), который бойцы британского разведывательно-диверсионного отряда только что захватили во время памятного рейда в Бруневале2. Согласно официальной прессе, радар был уничтожен, однако мы знали, что это не так. Джоунс и его заместитель пребывали в крайне приподнятом настроении. Мы принялись изучать принесенные мной ISOS, и стало ясно, что я обратился по адресу. С тех пор я регулярно консультировался с Джоунсом о «Боддене».
Ким Филби в своей книге описывает политические меры, которые благодаря нашим усилиям предприняло министерство иностранных дел через наше посольство в Мадриде и которые наконец заставили немцев прикрыть всю операцию «Бодден». Мне трудно состязаться с Кимом в памяти, но я целиком полагаюсь лишь на то, что помню сам по прошествии более чем тридцати пяти лет. В то же время Ким, когда писал обо всем этом в Москве, по-видимому, прямо или косвенно обращался к донесениям, которые, как я предполагаю, отправлял в то время русским. Лично я помню, что первый дипломатический протест испанцам в 1942 году был связан не столько с операцией «Бодден», сколько с присутствием и активностью многочисленных сотрудников немецкого абвера в Испании. Они действовали под дипломатическим прикрытием, и многих удалось вычислить. Мы, конечно, могли бы сделать акцент на необычно высокую концентрацию немцев, их учреждений и наблюдательных постов в Гибралтарском проливе, но сомневаюсь, могли ли мы знать в деталях о плане «Бодден» или каком-нибудь специальном техническом оборудовании; сведения об этом поступали только через ISOS, а большую часть донесений интерпретировать было все еще трудно. Немцы в конечном счете вынуждены были прекратить проект «Бодден», но сделали это лишь через несколько месяцев — возможно, после высадки войск союзников в Северной Африке в ноябре 1942 года.
В 1942–1943 годах генералу Франко было передано три или четыре дипломатические ноты протеста, и в основе каждой лежали прежде всего донесения ISOS, однако не последнюю роль играли также сведения, полученные из местных резидентур, и ряд других деталей. В ретроспективе примечательно, что нам разрешили доступ к этим секретным материалам в свете абсолютной необходимости защитить источник информации и осознания того, что испанцы наверняка тут же, слово в слово, передадут наши протесты немцам. Возможно, это потому, что никто выше уровня Кима Филби до конца не осознавал, что мы делаем. Было широко распространено мнение о том, что по ISOS не следует предпринимать каких-либо действий до тех пор, пока нет соответствующего подтверждения из местных источников. Считалось, что это создаст некоторое прикрытие для применения ISOS. По нашему мнению, единственное, что имело значение, заключалось в том, что подумают немцы. Могли ли они сделать поспешный вывод о том, что мы читаем их сигналы? Или, может быть, они думали, что вездесущей и всезнающей британской Секретной службе удалось все воссоздать на основании донесений ее бесчисленных агентов, разбросанных по всему полуострову. А может быть, и в самом Берлине? Мы считали, что, если любой упомянутый нами немец действительно существовал под данным именем и занимал известное нам положение, то не важно, получили ли мы на него сведения на месте или как-то иначе: в конце концов, откуда немцам знать, какие донесения имеются в нашем распоряжении? Мы были уверены, что использование ISOS, каким бы беспрецедентным оно ни было, не подвергнет опасности сам источник информации.
