Но, по правде говоря, война контрразведок уже близилась к своему — победному для нас — завершению. Абвер пребывал в смятении. В довершение к тем унижениям, которые немцы испытали по нашей милости в Испании, — и к личному неудобству адмирала Канариса, главе абвера, который своим престижем отчасти был обязан близкой дружбе с Франко и другими испанскими лидерами, — в начале 1944 года трое сотрудников абвера в Турции перешли на сторону союзников. Вскоре после этого стали заметны небольшие перемены в обозначении определенных адресатов и подписей на донесениях абвера. Так, появилась фраза «Mil.Amt» — то есть Militärisches Amt, или Управление военной разведки. В конечном счете выяснилось, что политически ненадежный абвер теперь поставлен в подчинение СД и называется Mil.Amt в составе СД. Первой, кому — с их более выгодного положения — предстояло оценить случившееся, оказалась секция Тревора-Роупера. Если бы к тому времени была учреждена и должным образом функционировала подсекция Vf, я надеюсь, мы бы от них не отстали. Но для любого из тех, кто сосредоточен прежде всего на Испании, Португалии и Северной Африке, подобные перемены носят явно неожиданный характер. На этих территориях СД действовало малоэффективно. На памяти лишь один из их агентов в Танжере — и то благодаря не каким-либо своим успехам, а длинному языку. После того как союзники высадились в Северной Африке, он пообещал Берлину, что у него наготове команда, готовая организовать покушение на Эйзенхауэра в Алжире, или агент, который способен просочиться в тот или иной штаб союзников. Поначалу он вызывал кое-какие опасения, но потом к нему перестали относиться серьезно. В других местах СД действовало намного лучше: я уже упомянул об операциях с Цицероном и Отто Скорцени. Политический подтекст этого поглощения секретной разведывательной службы немецкого Генерального штаба конкурирующей партийной организацией в то время, когда немецкие войска отступали на всех фронтах, был слишком очевиден.
Хотя я и покинул подсекцию Vd (теперь во главе ее был поставлен Десмонд Пэйкенхем), Ким в качестве шефа Vk все еще был моим непосредственным начальником. Наше внимание все больше занимала тема антигитлеровских заговоров внутри Германии и попытки заговорщиков привлечь к себе интерес и поддержку союзников. Одному из своих офицеров, Ноэлю Шарпу, я поручил все рабочее время посвящать только этому вопросу. Еще летом 1942 года Отто Йон4 во время одного из своих визитов в Мадрид в качестве юрисконсульта авиакомпании Lufthansa начал передавать информацию агенту СИС (подчиненному Бродвея, а не Секции V) о группе лиц, среди которых были Людвиг Бек, Карл Фридрих Герделер и другие, которые якобы планировали свергнуть режим Гитлера. В последующие два года аналогичная информация поступала и от других агентов, таких как Адам фон Тротт и Ханс Бернд Гизевиус. Политическая цель группы состояла в том, чтобы сформировать правительство, которое дружественно настроено по отношению к Великобритании и Америке и готово к заключению мира.
Возник миф о том, что Киму — в интересах русских — удалось как-то придерживать подобные донесения или по крайней мере расценивать их как ненадежные. Не сомневаюсь, что, если бы он увидел в той ситуации возможность помочь русским, не подвергая себя опасности, он бы ею наверняка воспользовался. Однако на самом деле его положение не позволяло как-то влиять на события. С одной стороны, заговорщики поддерживали связь как с американцами, так и с британцами. Внутри структуры СИС именно Секция I, а не V решала, какую политическую информацию надлежит передать в министерство иностранных дел и другие ведомства Уайтхолла. Насколько я помню, донесения Йона и в самом деле распределялись Секцией I — с разумными пометками о том, что, поскольку источник не является регулярным агентом СИС, за его послания целиком ручаться нельзя. Предполагаю, что нечто подобное происходило и с донесениями от других эмиссаров. Главной задачей Секции V было проанализировать, есть ли какие-нибудь свидетельства, что все это замышлялось немецкой разведывательной службой или что немецкая служба безопасности просочилась в вышеупомянутую группу и знала о том, что на самом деле там происходит. Вскоре стало очевидно, что первый вариант ничем не подтверждается. Хотя, насколько об этом можно было судить по ISOS, некоторые из эмиссаров чисто технически являлись агентами абвера, это ничего не значило. Почти всем немцам, которые часто посещали нейтральные страны, агенты абвера, по всей видимости, рекомендовали составлять своего рода резюме и сообщать о любой полезной информации во время их поездок. Отмести вторую гипотезу оказалось труднее. Казалось невозможным, что у гестапо и СД, при всех их ресурсах и жестокости, за два года не возникло подозрений о том, что на самом деле происходит, если мы столь успешно отлавливали их агентов. Вероятно, заговорщикам преднамеренно давали возможность действовать, однако за ними все равно зорко следили и в гестапо, и в СД. Общее отношение в Лондоне было осторожным. Одной из причин было то, что в ноябре 1939 года СИС угодило в западню, расставленную СД в Венло, на нидерландско-немецкой границе. Немцы схватили там двух офицеров СИС, вступивших в контакт с мнимой группой Сопротивления. (А руководил той операцией молодой человек по имени Вальтер Шелленберг, который теперь возглавлял Управление военной разведки.)
Однако мы с Ноэлем Шарпом с все возрастающим интересом и оптимизмом следили за этой группой заговорщиков, и я не помню, чтобы мнение Кима на этот счет шло вразрез с нашим. Возражения на предоставление поддержки этим и аналогичным попыткам высказывались в министерстве иностранных дел. Согласно принятой стратегии, отвергалось все, что могло интерпретироваться как попытка вбить клин между западными союзниками и Россией. Возможно, сказывалось также нежелание — как в самом министерстве иностранных дел, так и в других ведомствах — поверить в то, что это уже не какая-нибудь мелкая группа малоопытных любителей, едва ли способных чего-то достигнуть. Вскоре после подрыва адской машины 20 июля 1944 года несколько наших офицеров, как водится, слушали новости, собравшись у радио на Райдер-стрит, 14.
Ноэль и я, раскрыв рот и онемев от удивления, узнали, что большинство заговорщиков уже пойманы и даже расстреляны. Возможно, многих из них уже давно держали в поле зрения, но гестапо все-таки не удалось пресечь действия Клауса фон Штауффенберга, которому удалось лично разместить бомбу под переговорным столом Адольфа Гитлера.
Ноэль Шарп, который позже стал хранителем Отдела печатной литературы в Британском музее, недавно подтвердил мне, что у него не было никаких свидетельств, оснований или подозрений о том, что Ким пытался придержать или классифицировать как ненадежное любое из донесений, которые мы получали по данному вопросу, или что он вел какую-то свою игру, тем более во всем, что касалось участников заговора 20 июля. Также уместно заметить, что Ким участвовал в отправке Клопа Устинова (отца знаменитого Питера Устинова) в Лиссабон. Помнится, это произошло где-то в начале 1944 года. Ему было вручено письмо, целью которого было восстановить дружеские отношения с немцами, настроенными против Гитлера, которых он знал в прошлом. Эту миссию Клоп выполнил более или менее успешно. Как оказалось, один из его старых друзей был связан с участниками заговора 20 июля и сообщил весьма полезную предварительную информацию.