За последние шесть месяцев того года мы виделись очень мало, и то разве что в конторе. Мы с Мэри временно уехали из Лондона и сняли домик неподалеку от Гоудхерста в Кенте, и моя поездка на службу в одну сторону теперь занимала час и три четверти. Однажды в субботу вечером Ким и Эйлин заехали к нам по пути в Лондон из Сассекса. Я думаю, что они навещали Малкольма Маджериджа. Мы вместе поужинали, и Ким изрядно напился. У меня создалось впечатление, что в тот раз и еще в паре подобных случаев он поступал так не в силу необходимости, а просто потому, что он так хотел. И действительно, ведь не грешно принять лишнего в компании старых друзей. Это, должно быть, произошло за несколько недель до их свадьбы с Эйлин. Мы с Мэри не смогли явиться на торжество, потому что взяли отпуск и уехали в Сен-Жан-де-Люз. Там я случайно наткнулся на двух друзей из Бильбао, и мы все вместе предприняли внеплановое путешествие в Мадрид.
В январе 1947 года из-за чрезвычайно холодной и суровой зимы мы вынуждены были переехать из Гоудхерста обратно в Лондон. Прежний образ жизни снова пришлось поменять. Зато мы как раз успели к затянувшемуся отъезду Кима из Лондона, который, по сути, продлился около двух недель. Каждую ночь на Карлайл-сквер устраивалась импровизированная вечеринка; каждое утро, если не успевали перезвонить из BOAC
[32]
, он в морозные предрассветные часы отправлялся в лондонский аэропорт и ждал. Но рейс все время отменяли. Наконец он все-таки улетел, а вскоре мы уже провожали Эйлин и детей на поезд в Глазго (согласованный с расписанием пароходов)…
Я к тому времени тоже получил кое-какие приказы о заграничных назначениях, однако покинул Англию лишь в конце июля. Меня отправили в зону Канала в Египте. Новое назначение отнюдь не воодушевляло меня, хотя через несколько месяцев должна была появиться возможность перебраться в Тегеран. Я давно интересовался Азией, а с тех пор, как прочитал «Дорогу в Оксиану» Роберта Байрона4, Персия всегда была на первом месте моих предпочтений. Прежде чем я покинул Англию, мы с Мэри успели провести месяц в Испании. С нашими друзьями из Бильбао проехали на автомобиле из Порт-Боу на северо-востоке до Гибралтара, затем — до Сан-Себастьяна на северо-западе. Автомобиль «мерседес», конфискованный после войны у абвера, принадлежал как раз тому самому агенту Фелипе, которого мы в свое время так долго не могли поймать. В целом, за исключением нескольких проколов в шинах, машина зарекомендовала себя очень хорошо.
Моя работа в зоне Канала имела одно преимущество: мне было необходимо посетить много мест на Ближнем Востоке. Первым в списке значился Стамбул. В аэропорту меня встретили Ким и Эйлин. Они отвезли меня в свой дом в деревушке Бейлербеи, расположенный у самого залива, на азиатской стороне Босфора. Дипломаты и европейцы главным образом проживали на европейской стороне. Некоторые авторы утверждают, что Ким, должно быть, выбрал эту довольно отдаленную местность, чтобы облегчить контакты с русскими. (Ким же пишет, что это было просто очень красивое место — и я склонен верить именно ему — и что он не видел никаких причин следовать каким-то общим традициям.) Однако советские разведчики наверняка были под наблюдением турецкой службы безопасности, и, мне кажется, двум европейцам гораздо легче и незаметнее связаться друг с другом в переполненной людьми Пере, нежели среди редких деревень и плохих дорог на азиатской стороне. Кроме небольших гребных лодок, единственным средством транспорта между европейским и азиатским берегами были паромы. За ними было легко наблюдать. Однако, поскольку Ким собирался, так или иначе, проводить рабочий день в Европе, проживание в Азии, по крайней мере, давало ему более широкий выбор для мест встреч. И естественно, сама дорога доставляла немало удовольствия. Каждое утро, пока я находился там, мы садились на один из паромов, которые отходили на юг вдоль азиатского побережья, а затем поворачивали на Галату. Тем же путем паромы возвращались вечером; потягивая ракию, можно было созерцать один из красивейших проливов в мире.
Предшественником Кима Филби в Стамбуле был Дик Брумен-Уайт, который провел там целый год после отъезда с Райдер-стрит. Служебную переписку с Лондоном он обычно снабжал подходящими, с его точки зрения, цитатами. Так, донесение по поводу неудачной балканской операции предварялось красноречивой османской пословицей, в которой отражены столетия имперского разочарования: «Не все потеряно: Бог ведь не албанец». У Кима, который продолжил эту практику, цитаты были самого широкого размаха — из немецкой поэзии, из турецкой истории девятнадцатого столетия, однажды даже из Ленина: «Один шаг вперед, два шага назад».
Вообще, моя неделя, проведенная с Кимом и Эйлин под Стамбулом в конце лета 1947 года, показалась даже более легкой и безмятежной, чем любой из дней в Сент-Олбансе. На выходные мы, усевшись в уже довольно потрепанный автомобиль Кима, уехали в Анатолию и устроили себе пикник. У нас была палатка, разная посуда, много еды, в том числе (по чьим-то неточным подсчетам) не меньше пятидесяти сваренных вкрутую яиц, ну и, конечно, ракия, водка, виски и пиво. В те дни, когда ни у кого, казалось, не было точной информации о состоянии азиатских дорог, нужно было тщательно следить за состоянием полотна, отмечать разные препятствия, мосты, водостоки и т. д. Особенно водостоки, потому что именно они считались наиболее уязвимыми в смысле возможных диверсий. В пути мы какое-то время отмечали и даже записывали в блокнот места этих водостоков. Мы также размышляли — после хорошей дозы ракии — о том, можно ли здесь повстречать медведя. Ким поставил на обсуждение такой вопрос: чего на свете больше, водосточных труб или медведей? Вот когда вы всерьез задумаетесь над таким трудным вопросом, то потребуются знания по двум совершенно не связанным между собой предметам. В западной Анатолии, во всяком случае, думать было не о чем: водостоки были повсюду, а ни один медведь в поле зрения так и не появился…
Это было мое первое знакомство с Азией — континентом, на котором и я должен был провести почти половину из последующих двадцати лет. После возвращения в Египет я на неделю вылетел в Тегеран и уезжал оттуда, очень рассчитывая получить направление для последующей работы именно туда. Но дальнейшие поездки были резко прекращены, когда на Египет обрушилась одна из худших за последние десятилетия эпидемий холеры. За последующие шесть месяцев было отмечено более двадцати тысяч смертельных случаев. Соседние страны отказались принимать всех прибывающих из Египта до тех пор, пока каждый не проведет несколько дней в инфекционной больнице и не пройдет курс профилактического лечения. Даже в пределах Египта перемещение было весьма затруднительным. Для того чтобы приехать в Каир из Исмаилии, нужно было за двое суток получить разрешение и на автомобиль; если бы впоследствии состав пассажиров изменился или вы захотели бы сменить автомобиль, всю процедуру нужно было бы пройти заново. Мэри прибыла на военно-транспортном судне в конце сентября, после того как эпидемия закончилась и всем прибывающим разрешили высадку. За все это время я смог по работе съездить лишь в Иерусалим. Это произошло в начале 1948 года. Поездку организовал мой превосходный секретарь, в чей широкий круг хороших друзей из высших чинов входил и старший штабной офицер ВВС. Меня отправили на небольшом учебном самолете с аэродрома Королевских ВВС в Исмаилии в Коллундию. Мне не пришлось проходить иммиграционный контроль, и, таким образом, я смог посетить Иерусалим в последние зловещие дни британского мандата.
