Национальный музей Пекина — это огромное здание, которое по своим масштабам способно соперничать с Домом Всекитайского собрания народных представителей, расположенным на другой стороне площади. К сожалению, его коллекция безвозвратно пострадала в результате того, что отступавшие силы генералиссимуса Чан Кайши в 1948 году забрали на Тайвань многие самые ценные экспонаты и артефакты Китая. Чтобы залечить эту рану, нанесенную его национальной гордости, Китаю потребуется еще много времени. Когда мы поднимались по ступенькам перед парадной дверью, круто устремлявшимся вверх, Курт повернулся ко мне и спросил:
— Как вы считаете: правильно ли мы все сделали?
Это был вполне резонный вопрос после таких дипломатических усилий с высокими ставками, шокирующими событиями и крутыми поворотами сюжета этой истории. Я посмотрела на него и сказала:
— На этой работе мне приходится принимать множество решений, после которых у меня сосет под ложечкой. Сейчас у меня нет такого чувства. Это не такая большая цена, которую мы платим, чтобы защищать интересы Соединенных Штатов Америки.
Именно это Курт и хотел услышать, и это было правдой.
В музее нас встретила большая группа китайских и американских детей, размахивавших флагами и приветствовавших нас. Наверху хор китайских и американских студентов спел две приветственные песни, одну на английском языке, другую — на китайском. И затем два студента, которые учились в рамках программы студенческого обмена, выступили вперед и рассказали о своем опыте обучения за рубежом. Хорошо говорившая на английском языке молодая китайская женщина рассказала о своей поездке в Нью-Йорк, которая, по ее словам, открыла ей глаза на Америку, о которой раньше она только читала, расширила перед ней горизонты и породила в ней честолюбивые замыслы. Молодой американец также был красноречив, описывая на китайском языке свою учебу в Китае и то, как она помогла ему лучше понять отношения между нашими двумя странами.
Иногда на фоне дипломатической помпезной атмосферы встреч на высшем уровне, с их заранее подготовленными выступлениями и отрепетированным сценарием, вдруг проявлялись подлинные человеческие чувства, которые напоминали нам о том, ради чего мы, в первую очередь, делали свое дело. Это как раз был один из таких моментов. Слушая студентов, выступавших так эмоционально и с таким энтузиазмом, я вспоминала о всех наших усилиях, которые иные критики характеризовали как «мягкую» сторону дипломатии: об образовательных обменах, о поездках с культурной программой, научном сотрудничестве. Я сделала приоритетной задачей увеличение числа американских студентов, направляемых в Китай, поставив целью в течение четырех лет довести их количество до 100 тысяч человек. Наряду с другими соображениями я также полагала, что это поможет убедить осторожных китайских руководителей в том, что мы весьма серьезно относимся к вопросу расширения сотрудничества с китайской стороной. Эти программы, возможно, слабо освещались в средствах массовой информации, но у них был большой потенциал для того, чтобы оказывать воздействие на следующее поколение американских и китайских руководителей, с которым ни одна другая инициатива не могла сравниться. Если выступления этих студентов можно было считать подтверждением моей идеи, значит, она воплощалась в жизнь. Я взглянула на Лю Яньдун, Цуй Тьянькая и других китайских представителей и поняла, что они чувствовали то же самое.
Когда Цуй Тьянькай после обеда приступил вместе с Куртом и его командой к выработке следующих шагов в отношении Чэн Гуанчена, его тон был совершенно другим. Несмотря на расхождения в наших позициях, мы совместно работали для того, чтобы сохранить двусторонние отношения и обеспечить будущее этих двух студентов. Курту и Джейку удалось в сжатые сроки коротко и тщательно сформулировать заявление, в котором не было прямого упоминания проблемы, однако давалось понять, что стороны достигли взаимопонимания. Чэн как законопослушный гражданин Китая подает заявление на получение визы в США, и этот вопрос оперативно решается обеими сторонами. Кроме того, он мог взять с собой свою семью и начать учебу в Нью-Йоркском университете.
* * *
Вернувшись в государственную резиденцию Дяоюйтай, мы с Тимом Гайтнером присоединились к нашим коллегам на трибуне для завершения публичных выступлений в рамках Стратегического и экономического диалога. Я в своих комментариях упомянула те основные вопросы, которые удалось плодотворно обсудить в течение последних дней. Я отметила, что по ряду вопросов выявились серьезные разногласия, однако наряду с этим подчеркнула, что четыре года напряженной работы позволили нам выйти на новый уровень доверия, позволяющий нам преодолевать различные преграды и решать возникающие проблемы. Я процитировала выдержку из даосского учения, которую можно было бы перевести следующим образом: «Чтобы быть первым и вести за собой, надо видеть общую картину». Именно так мы и пытались действовать в этой кризисной ситуации, не теряя из виду ни стратегических проблем, ни наших основных ценностей. Заглядывая в перспективу, я сказала аудитории:
— Мы должны выстроить устойчивые отношения, которые позволят обеим нашим странам успешно развиваться и выполнять свои региональные и международные обязательства, избегая нездоровой конкуренции, соперничества или конфликтов. Мышление по принципу «кто кого», предполагающее, что кто-то должен выиграть, а кто-то проиграть, приведет только к отрицательному результату.
Как правило, китайские руководители отказываются отвечать на вопросы на этих завершающих «пресс-конференциях», поэтому после официальных выступлений мы с Тимом Гайтнером вернулись в наш отель для встречи с международными средствами массовой информации, организованной надлежащим образом впервые с момента нашего прибытия в Пекин. Первый вопрос, поступивший от Мэтта Ли из Ассошиэйтед Пресс, был вполне предсказуем.
— Госпожа госсекретарь, думаю, для вас вряд ли будет неожиданным тот вопрос, который я сейчас задам. Он касается проблемы, о которой все знают, но которую предпочитают игнорировать. Это как слон, которого предпочитают не приметить, — начал он.
Я улыбнулась этому оксюморону:
— Слон, которого предпочитают не приметить, — это хорошо. Это хорошее начало, Мэтт.
Смех на какое-то время снял напряжение среди присутствовавших. Мэтт продолжил:
— Как китайские ответственные лица, с которыми вы общались, высшее руководство Китая отреагировало на ваши обращения [по поводу Чэн Гуанчена]? Вы уверены, что ему позволят покинуть страну и выехать на учебу в США вместе с семьей? И как вы отреагируете на критику на родине и в других странах, когда будут утверждать, что администрация США в этом вопросе сработала крайне неумело?
Настало наконец время поставить на этой проблеме крест раз и навсегда. Я начала с тщательно подготовленного текста, который мы согласовали с китайской стороной, а затем добавила некоторые собственные соображения:
— Позвольте мне, прежде всего, отметить, что с самого начала мы действовали, руководствуясь выбором господина Чэн Гуанчена и нашими ценностями. И я рада, что сегодня наш посол вновь говорил с ним, а сотрудники нашего посольства и наш врач имели возможность встретиться с ним, и он подтверждает, что он и его семья теперь желают поехать в США, чтобы он мог продолжить свою учебу. В этой связи мы также с удовлетворением встретили официальное заявление, опубликованное сегодня китайским правительством, в котором подтверждается, что он может обратиться с просьбой о поездке за границу для указанной цели. Сегодня был достигнут прогресс в вопросе об оказании ему помощи в том, как бы он хотел построить свое будущее, и по мере развития событий мы будем продолжать поддерживать с ним связь. Наряду с этим позвольте мне добавить, что дело касается не только хорошо известных правозащитников. Речь идет также об основных правах и надеждах более миллиарда людей, живущих в Китае, и миллиардов людей во всем мире. Речь идет о будущем этой великой нации и всех народов. Мы будем продолжать сотрудничать с правительством Китая по указанным проблемам на самом высоком уровне и ставить эти проблемы в центр нашей дипломатии.
