— Давайте закончим эту безрадостную дискуссию. Она создает не лучший настрой для дипломатических переговоров, — сказал министр Шень Пу-хай. — Пора открывать горячую линию!
Через мгновение в комнате появились голографические изображения американского президента и его коллег.
— Приветствую вас, господа. Мы встречаемся в очень тяжелой обстановке, — начал он свое выступление. — Мне не нужно вам напоминать, что мы стоим перед лицом самого серьезного кризиса в истории человечества. Еще никогда маленькая группа людей не брала на себя ответственность за судьбу человечества и жизнь на планете.
В этом вступительном слове не было ничего необычного. Так и ожидалось, что встреча начнется с привычных слов о чрезвычайности ситуации. Но то, что за этим последовало, застало китайцев врасплох. Хотя некоторые из них сносно знали английский язык, то, что сказал Гордон, было настолько неожиданным, что они усомнились, что поняли его правильно. Точный смысл его слов дошел до них с некоторым опозданием, только когда переводчик произнес их по-китайски. Поэтому изображение черепа появилось в комнате раньше, чем они уловили окончание речи Гордона, в котором он говорил о пользе сомнения и просил проявить терпение.
— Они что, с ума посходили? Послать нам изображение черепа! Что они хотят этим сказать? — злобно вскричал Хуан-Чу, когда переводчик закончил переводить речь американского президента. На смену колебаниям и настрою на перемирие, которые недавно владели Хуаном, пришла волна ярости. — Они выбрали неподходящее место и время для шуток. Пора заканчивать этот вздор и начинать атаку!
Адмирал Сяопин смотрел на череп как зачарованный. Американцы просили проявить терпение и не делать скоропалительных выводов — что ж, он готов пойти им навстречу. Адмирал слишком восхищался Соединенными Штатами, чтобы поверить, что их государственные деятели могут вести себя как шайка малолетних сорванцов. А вдруг американцы нашли какой-то выход из этого зловещего тупика? Но даже в самых смелых своих фантазиях он не мог представить, что будет дальше. Что за странный предмет повис перед ним в воздухе? Может, это последнее чудо американской науки, некое успокаивающее средство, обуздывающее в людях глубоко запрятанную первобытную тягу к убийству и вызывающее атараксию*? И тут верх взяли эстетическое чувство и любознательность.
— Какое замечательное произведение искусства! — восхищенно сказал адмирал и, обращаясь к Хуан-Чу, настойчиво добавил: — Не спешите! Американцы не дураки. Эскалация кризиса им совершенно не нужна и нежелательна. Должно быть, у них веские причины так поступить. Они не стали бы просто издеваться над нами — слишком серьезная сложилась ситуация. Порой пути судьбы неисповедимы. Что мы с вами теряем?
Хуан-Чу помолчал, а потом нехотя кивнул. Все успокоились, взгляды присутствующих устремились на череп, ожидая, что же произойдет дальше. Тем временем окружающий череп ореол с каждой секундой становился все шире и ярче. Два красных шара клубящейся энергии, заполняющей его глазницы, посылали наружу гипнотические лучи. Потом череп взорвался, образовав сверкающий шар энергии — разумной, живой и бесконечно любящей. Она смела все границы личности и заменила все дурные чувства глубоким состраданием и вселенской мудростью.
— Невероятно! — пробормотал Сяопин и машинально сел в позу лотоса, готовый принять все, что бы ни произошло.
Спасение от Армагеддона
Ситуация казалась совершенно безнадежной. За несколько часов до начала экстренного совещания высших правительственных чинов Соединенных Штатов и Китая все станции, передающие новости, забили тревогу и стали призывать американских граждан искать надежное убежище. Все до единого политические аналитики утверждали, что шансы на мирное разрешение кризиса ничтожны. Когда стало совершенно ясно, что ядерного столкновения между Соединенными Штатами и Китаем не избежать, Роберт ввел в компьютер сценарий «Тристан и Изольда» и присоединился к Лоре в уютном гнездышке из подушек на центральной платформе Дома Чинтамани.
Подчиняясь голосу Роберта, компьютер включил эффект Чинтамани. Через несколько секунд, следуя программе, аэрозольные струи стали распылять в воздухе жабий эликсир в максимальной концентрации, которая была безопасна для жизни. Печальные звуки музыки Вагнера нарушили тишину и наполнили пространство под куполом неизбывной и мучительной тоской. Для нынешнего переживания Роберт и Лора выбрали одну из записей, специально подготовленных для внутренних путешествий. Она начиналась с прелюдии и оркестровых аранжировок музыки из первого акта и финала «Тристана и Изольды».
Оба видели в этой опере особый смысл: ведь она отражала многие важные моменты их отношений. В первом акте действие происходит на корабле, на котором Тристан везет Изольду в Корнуолл, чтобы она стала женой короля Марка. Вместо смертельного яда, о котором просила Изольда, ее служанка Бранжьена дает им любовный напиток. Тристан и Изольда переживают исступленный восторг любви, который жестоко прерван их прибытием в Корнуолл и появлением свиты короля Марка. В финальной сцене оперы, когда раненый Тристан умирает, Изольда отказывается примириться с потерей любимого и, разделяя его участь, умирает вместе с ним.
Роберт и Лора уже пережили событие, похожее на сцену из первого акта, когда их любовную сцену в Биг-Суре нарушило прибытие Генри Фабинга и отряда наглых цэрэушников. Теперь же, когда смерть подступила вплотную, им предстояло пережить финал оперы — единство любящих сердец в смерти. Выбор именно этих отрывков изумительной оперы Вагнера казался им очень удачным: в них изображались оба критических момента их истории. Кроме того, для Роберта и Лоры создавшаяся ситуация таила важное обещание, присутствующее в музыке Вагнера и в либретто оперы. А вдруг то, что в материальном мире кажется смертью и разлукой, в действительности дарует им восторг воссоединения на более высоком уровне бытия? Они оба на это надеялись.
Сегодня Роберт и Лора намного сильнее, чем обычно, ощущали одновременное действие жабьего эликсира и алмазной решетки. Они лежали на платформе, сплетясь в тесном, почти судорожном объятии. Эта музыка и магические чары ее хроматической гаммы всегда производила на них обоих сильное впечатление. Теперь же, когда в сознании происходили глубокие изменения, воздействие музыки достигло невероятной силы. Они были захвачены неодолимой мощью оркестра, словно две змеи, отзывающиеся на чарующий напев космического факира. Границы личности стали растворяться в бездонном океане звуков.
С каждым аккордом сверкание алмазной решетки становилось все ярче, вихри ослепительного света взрывались радужными гейзерами. Вместе с началом сцены, когда Изольда умирает вместе с Тристаном, переживание достигло невероятной силы. Казалось, ткань пространства—времени внезапно треснула и из другого измерения реальности в образовавшуюся брешь Пустоты начал переливаться сильнейший вихрь турбулентной энергии.
В этой разверзшейся бездне космической энергии личности Роберта и Лоры неразрывно слились. Осталось лишь Абсолютное Сознание, переживающее панораму сцен войны и неописуемых разрушений. Все города-гиганты были стерты с лица земли, их огромные небоскребы разваливались, словно карточные домики, превращаясь в пожираемые пламенем груды искореженных обломков. Изящные арки стальных мостов рвались, и их обломки исчезали в воде. Подземные и водные тоннели рушились, погребая внутри тысячи машин и людей.
