Название корабля — «Калипсо-2» — было выбрано специально, чтобы скрыть истинную цель, для которой он был построен. Память о знаменитом исследователе Жаке Кусто и его корабле была все еще жива в памяти многих людей. Название «Калипсо-2» вызывало у большинства тех, кто его слышал, образ безобидной группы энтузиастов-гидробиологов, озабоченных сохранением видов, которым грозит опасность вымирания, да чистотой морской воды. Официально на борту корабля находилась морская экспедиция, занимающаяся систематическим изучением экологических изменений в северном экваториальном течении, вызванных современными технологиями. На самом же деле трудно было придумать что-нибудь более далекое от истины.
«Калипсо-2», продукт совместных усилий американских военных и ЦРУ, предназначался для всевозможных тайных операций. Его нынешнее задание было беспрецедентно важным и к тому же исключительно щепетильным в политическом отношении и потенциально опасным. Стремительное техническое развитие Китая, особенно его ядерной и ракетной техники, вызывало серьезную озабоченность в военных кругах США. Ситуация еще больше осложнилась в связи с прогрессирующим ухудшением политических отношений между этими двумя странами. Последние доклады ЦРУ о деятельности Китая были особенно тревожными: съемки со спутника обнаружили китайскую базу ядерных подлодок на архипелаге Чжоушань у северного побережья провинции Чжэцзян. Возросшая активность подводных лодок в Восточно-Китайском море и тон электронных депеш между базой и Пекином, перехваченных разведкой и расшифрованных американскими военными экспертами, требовали безотлагательных действий.
Почти не было сомнений, что Китай собирается напасть на Японию, одного из самых влиятельных союзников Соединенных Штатов. Базу нужно было уничтожить, причем так, чтобы это не привело к открытому военному конфликту. Секретным оружием, предназначенным для этой цели, и был Левиафан, последнее триумфальное достижение биоробототехники. Гигантским китом, способным доставить мощное ядерное устройство, можно было управлять на расстоянии с помощью системы электродов и микрочипов, вживленных в его мозг.
Когда огромное тело Левиафана исчезло в бассейне и ворота за драгоценным грузом закрылись, Маккензи вышел на мостик и отдал команду включить двигатели. Корабль взял курс на Перл Харбор, последнюю стоянку по пути на Дальний Восток. Удостоверившись, что все в порядке, Маккензи передал управление первому помощнику и отправился в корабельный бар.
Энрайт распаковал свой багаж и постарался расположиться в каюте со всем возможным комфортом. В конце концов, несколько следующих недель эта тесная нора, вызывающая у него клаустрофобию, должна служить ему домом. Устроившись, он подумал было влезть в пижаму и завалиться спать, но потом понял, что ему необходимо выпить, и решил наведаться в бар. Взглянув на план корабля, Энрайт нашел кратчайшую дорогу туда.
Первым, кого он заметил, войдя в бар, был Маккензи — уже изрядно навеселе, он приканчивал стакан шотландского виски со льдом; следующий ждал своей очереди. Увидев Энрайта, он поднял свой стакан и вопросительно поднял бровь. То было приглашение выпить, понятное без всяких слов
— Не откажусь, — сказал Энрайт, и Маккензи заказал ему порцию виски и еще одну, двойную, для себя. После напряжения двух последних дней не мешало слегка выпустить пар. Маккензи поднял стакан, протянул его навстречу Энрайту и слегка заплетающимся языком произнес:
— За успех операции Левиафан!
Проект ГОЛЕМ
На пути от дома, располагавшегося на западном склоне горы Тамалпэс, до НИПИСа на побережье Болинас Роберт Хантер обычно вел машину сам, отключив автоводитель своего «мерседеса». Эта горная дорога с множеством крутых виражей и серпантинов была одним из тех участков, где рекомендовалось ручное, а не автоматическое управление. Хотя, вместо того чтобы любоваться живописными видами Тихого океана и длинной полосы побережья Стинсон-Бич, Роберту приходилось то и дело поглядывать на дорогу, он все равно любил эту часть пути — она пробуждала ностальгические воспоминания детства.
Крутя баранку и одолевая повороты на узкой дороге, он представлял, что вернулся во времена, когда глобальная спутниковая система и автокибернетическое управление не были развиты настолько, чтобы отвести человеку совершенно пассивную роль. Однако маленький монитор на щитке автомобиля, показывающий карту тихоокеанского побережья к северу от Сан-Франциско, постоянно возвращал его к действительности, напоминая о том, как много воды утекло с тех пор. Краем глаза Хантер видел маленькую световую точку, — петляя по карте, она отмечала движение машины, которая медленно приближалась к океану.
В свои тридцать пять лет Роберт Хантер выглядел значительно моложе. Наверное, это было отражением его внутреннего мира. Несмотря на энциклопедические познания и исключительный дар творческого воображения, ум Роберта сохранил многие детские черты. Он шел по жизни, испытывая постоянное благоговение и изумление, пытливо вглядываясь во все окружающее, в том числе в такие вещи, которые другие люди воспринимали как должное. Казалось, его сознание вырвалось из тисков линейного времени и побуждает организм не поддаваться старению. Роберт был в такой прекрасной физической форме, что многие думали, будто он соблюдает строгий спортивный режим, а не просиживает в лаборатории по шестнадцать часов в день.
Честолюбивый, блестящий ученый и неутомимый труженик, Роберт быстро сделал карьеру в своей области. Хантеру было всего тридцать, когда он возглавил «Коппелию», проект НИПИСа в области робототехники, имевший исключительную важность для безопасности страны. В связи с этим большая часть информации, вытекающей из его исследований, была засекречена. Роберт отдавал работе всю душу, и, хотя напряженный график не оставлял времени на личную жизнь, был вполне счастлив. Его непродолжительный брак, поначалу обещавший так много, не выдержал испытания, которое создавал его неограниченный рабочий день и постоянное отсутствие дома. Он закончился разрывом, причинившим Роберту много душевных мук. Порой ему очень не хватало общества близкого человека, да и секса тоже, но обычно удавалось подавить в себе эти чувства, с головой уйдя в работу.
Проехав Стинсон-Бич и свернув на шоссе № 1, Роберт снова доверил машину автоводителю. Когда «мерседес» миновал маленькие магазины и ресторанчики, тянувшиеся по обе стороны дороги, и поравнялся с заболоченной внутренней лагуной, Роберт отвлекся от созерцания окрестностей и погрузился в себя. Он заметил, что в последние несколько месяцев его все больше одолевают тревожные мысли о работе и личной жизни. Он любил свое дело, и НИПИС предоставлял ему для этого идеальные условия: практически неограниченное финансирование исследований и поистине царскую зарплату.
И все же было в его работе нечто такое, что вызывало у Роберта серьезные сомнения. Честно говоря, он и сам не был уверен, хочет ли получить ответы на эти неотступно преследующие его вопросы. В том, что касалось целей исследований и возможностей их практического применения, Роберт был идеалистом. Он видел в биоробототехнике науку, способную помочь слепым видеть, глухим слышать, парализованным обрести подвижность. Естественно, всю предварительную работу приходилось вести на животных, и его опыты с крысами, голубями, летучими мышами, а совсем недавно и с китообразными, были важными шагами на пути к этой конечной цели.
