Это, несомненно, находится в остром противоречии со взглядами большинства школ, толкующих о бессознательных побуждающих силах, которые в генезисе психосоматических симптомов склонны приписывать первостепенную роль психологическим конфликтам и травмам. Согласно этим школам, симптомы порождаются таким образом, что все эти психологические трудности выражаются языком тела, или «соматизируются». К примеру, эмоциональное сдерживание или очищение рассматриваются как психологические факторы, лежащие в основе запора или поноса. А сильная боль в шейных мышцах является символическим выражением того обстоятельства, что клиент «взвалил слишком много ответственности на свои плечи».
Сходным же образом боли в желудке будто бы наблюдаются у тех людей, что не способны «проглотить» или «переварить» что-либо. А истерический паралич выражает оправдание предосудительного детского полового проступка. Затруднения же с дыханием вызываются матерью, которая в данный момент «душит» клиента*, астма — это «крик, обращённый к матери», а давящие ощущения в груди происходят от «тяжелой печали». В том же стиле заикание истолковывается как происходящее из-за подавления словесной агрессивности и побуждения произносить непристойности, а серьёзные поражения кожи служат в качестве защиты от сексуального искушения.
Есть одна психологическая система, которая в отличие от большинства других признаёт первостепенное психотравматическое воздействие физических травм — сайентология Рона Хаббарда (Hubbard, 1950). Сайентологи открыли огромное психологическое значение физических повреждений посредством одитинга — процесса исследования и терапии, который проводится объективно, с гальванометрами, замеряющими кожное сопротивление и указывающими на эмоциональную заряженность содержания, которое обсуждается во время сеансов. В таком случае подобная обратная связь становится для слушающего путеводной нитью в определении направления ведения исследовательского опроса и неоценимым инструментом в выявлении по-настоящему эмоционально важного содержания. И в холотропных состояниях такое водительство обеспечивается само собою через тот «внутренний радар», о котором мы уже говорили.
Теоретическая система сайентологии признаёт не только физические травмы в послеродовой жизни, но также травму рождения и телесные травмы в прошлых жизнях. Хаббард говорит об отпечатках физических травм как об энграммах и рассматривает их как первичные источники эмоциональных затруднений. В его терминологии обычные психологические травмы называются вторичностями, ибо они получают свою эмоциональную силу от их связей с энграммами. До некоторой степени более практичные и приземлённые стороны хаббардовой понятийной схемы выказывают сходство с тем содержанием, которое обсуждается в данной книге (Gormsen and Lumbye, 1979). Но, к несчастью, безответственные злоупотребления сайентологии в погоне за властью и деньгами, а также дикие рассуждения Хаббарда о внеземных воздействиях подорвали доверие к его интересным теоретическим замечаниям.
Работа с холотропными состояниями предоставляет богатые возможности для проникновения в понимание движущих сил психосоматических заболеваний. Ведь в данном случае достаточно часто можно видеть появление кратковременных астматических приступов, головных болей, разнообразных экзем и даже псориатических кожных высыпаний in statu nascendi*, то есть тогда, когда они возникают во время психоделической и холотропной терапии. Их появление обычно связано с проникновениями туда, где коренятся их побудительные силы. О благоприятной стороне этого, о видимых и длительных улучшениях различных психосоматических заболеваний докладывают терапевты и ассистенты, применяющие в своей работе методы глубинных переживаний. В этих же отчётах, как правило, повторное проживание физических травм (в особенности травмы рождения) и разнообразных надличностных переживаний описываются как самые действенные терапевтические механизмы.
Объем книги не позволяет мне более подробно познакомить читателей с этими находками в постижении движущих сил конкретных психосоматических заболеваний, предложив иллюстративные примеры истории болезней, поэтому я отсылаю всех, кто интересуется данными проблемами, к моим более ранним публикациям (Grof, 1980, 1985).
Детские аутические и симбиотические психозы, нарциссическая личность и пограничные состояния
Зачинатели эго-психологии Маргарет Малер, Отто Кернберг, Хайнц Кохут и другие ввели в классическую психоаналитическую классификацию несколько новых диагностических категорий, которые, как они утверждают, ведут своё происхождение из ранних нарушений предметных отношений. Здоровое психологическое развитие идёт от аутической и симбиотической стадии первичного нарциссизма через разделение и индивидуализацию к обретению устойчивых предметных отношений. Серьёзные сбои в таком развитии и недостаточное удовлетворение базовых потребностей на этих ранних стадиях могут приводить к тяжелым расстройствам. В соответствии со степенью этих невзгод и их привязкой по времени эти потрясения могут приводить либо к детским аутическим и симбиотическим психозам, либо к патологическим нарциссическим личностным отклонениям, либо к пограничным расстройствам личности.
Исследования нарушений предметных отношений, лежащих в основе этих расстройств, которые можно найти в литературе по эго-психологии, являются необыкновенно подробными и утончёнными. Тем не менее, как и классические психоаналитики, эго-психологи оказались не способными осознать, что сами по себе послеродовые биографические события по-настоящему не могут объяснить симптоматологию эмоциональных расстройств. Наблюдения холотропных состояний показывают, что ранние травмы младенчества оказывают глубокое воздействие на психологическую жизнь индивида не только из-за того, что они происходят в еще незрелом организме и затрагивают сами основы личности, но также и оттого, что они препятствуют восстановлению после травмы рождения. Они оставляют проход к бессознательному широко открытым.
Термины, используемые в эго-психологии для описания послеродовых движущих сил этих расстройств, выдают и лежащие в их основе дородовые и околородовые измерения. Ибо понятие симбиотической удовлетворенности, которому эго-психологи придают большое значение, применимо не только к качеству кормления грудью или удовлетворения базовых потребностей в младенчестве, но также и к качеству дородового состояния. То же самое верно и в отношении пагубных последствий симбиотического отчуждения. В виде иллюстрации я приведу здесь описание Маргарет Малер симбиотической фазы: «Во время симбиотической фазы младенец функционирует и ведёт себя, как будто бы он и его мать составляют некую всемогущую систему (двуединство) внутри одной общей границы, так сказать, симбиотической мембраны (Mahler, 1961). Сходным же образом возврат к аутическому и беспредметному состоянию имеет отчётливые характеристики психологического возвращения в утробу, а не просто к раннему послеродовому состоянию.
Другие важные стороны расстройств, вызываемых нарушениями в развитии предметных отношений, явно указывают на родовые движущие силы. Таким образом, расщепление предметного мира на добрый и злой, характерное для пациентов с пограничными расстройствами, отражает не только противоречивость материнской заботы («мать добрая» и «мать злая»), подчёркиваемую эго-психологами. На более глубоком уровне его источником выступает непременная двойственность роли, которую мать играет в жизни ребёнка даже при самых благоприятных обстоятельствах. Ведь до родов и после родов она представляет собою жизнедающее и жизнеподдерживающее начало, тогда как во время родов превращается в жизнеугрожающую стихию.
