«Вот, думаю, здорово! Зря горевал. Не остыло еще сознание в массах».
И вдруг подходит до этого серого, простого человека милиционер и его ругает:
– Ты что ж это, говорит, куриная голова? Я тебе приказал унести осколки, а ты в сторону сыплешь? Раз ты дворник этого дома, то должон свой район освобождать от своих лишних стекол.
Дворник, бубня что-то себе под нос, ушел во двор и через минуту снова явился с метлой и жестяной лопаткой. И начал прибирать.
А я долго еще, пока меня не прогнали, сидел на тумбе и думал о всякой ерунде.
А знаете, пожалуй, самое удивительное в этой истории то, что милиционер велел прибрать стекла.
Зеленая продукция
Вот и осень наступила. Строительный сезон, можно сказать, заканчивается.
Неизвестно, как в других домах, а у нас в доме небольшой ремонтик все же произвели. У нас на лестнице перила выкрасили.
Конечно, сделали это не за счет квартирной платы, – у нас народ небогатый. А сделали это за счет одного жильца. Он, курицын сын, по займу пятьсот рублей выиграл. И с перепугу пять червонцев отвалил на ремонт дома. Потом-то, когда пришел в себя, – страсть жалел. Но было поздно. Перильца уже выкрасили.
А выкрасили перила зеленой краской. Получилось красиво. Благородный такой темно-зеленый цвет. Даже, как бы сказать, краснотой отдает. Или это ржавчина выступает сквозь краску? Неизвестно.
Но только получилось довольно красиво. Не безобразно, одним словом. Морда инстинктивно не отворачивается.
Так вот, покрасили. Полюбовались этими перилами. Председатель даже небольшую речь сказал насчет пользы крашеных перил. А после, через три дня, жильцы обижаться стали – зачем эти перила плохо сохнут. Дескать, квартирные детишки пачкаются и ходят зебрами.
Председатель резонно говорит:
– Товарищи, нельзя до этой краски предъявлять немыслимые требования. Дайте срок – высохнет и тогда, может быть, не будет пачкать.
Начали жильцы терпеливо ждать.
Две недели прошло – не сохнет.
Позвали маляра. Маляр попробовал краску на язык, побледнел и говорит:
– Краска, говорит, обыкновенно какая – масляная. А почему она не сохнет, это я вам скажу. Она определенно имеет добавочно льняное масло заместо оливкового. А льняное масло не имеет права скоро сохнуть. Но, говорит, через это убиваться не следует. Через месяц оно, даст бог, слегка не то чтобы усохнет, но испарится. Хотя, говорит, навряд ли перильца будут зеленые. Они будут скорей всего голубые. А может, скорей всего серые с прожилками.
Председатель говорит:
– Оно, знаете, и к лучшему. Если с прожилками – грязь не так будет заметна.
Начали жильцы опять любоваться на эти перила. Месяц или два любовались, смотрят – начало подсыхать. Хотя, по совести говоря, и подсыхать было нечего. Квартирные детишки и неопытные приходящие гости приняли на себя почти всю краску.
Но надо быть оптимистом и надо в каждом печальном явлении находить хорошие стороны.
Краска, я говорю, все же оказалась неплохой и доступной небогатым. С костюмов она сходила как угодно. Даже можно было не стирать. Сама исчезала.
И черт ее знает, из чего она была сделана? Бродяга-изобретатель держит, небось, свое изобретение в строжайшей тайне. Боится, небось, как бы его самого не побили.
Событие
Вчера, милые мои, в нашей коммунальной квартире произошло довольно грандиозное событие.
Только что я, значит, с супругою вернулся из кино. И сижу в своей комнате. На кровати. Ноги разуваю.
И только, скажем, снял один сапог, как вдруг в квартире произошел отчаянный крик. Можно сказать – вопль.
Жена то есть совершенно побелела и говорит шепотом:
– Ей-богу, Степаниду грабят! Ейный голос – бас… Налетчики…
Хотел я сунуться в коридор, чтоб Степаниду отбить, жена не пущает.
– Замкни, говорит, дверь. Нечего тебе соваться в уголовное дело. Ты все-таки семейный.
Я говорю:
– Действительно, чего мне соваться не в свое дело.
Главное, что я разулся – простудиться могу.
Заложили мы дверь вещами и комодом и тихо сидим на нем для весу.
Вдруг по коридору что-то загромыхало. Потом затихло.
Жена говорит:
– Кажись, ушли.
В эту самую минуту разбивается наше окно, и пожарный в каске, не постучавшись даже, лезет в нашу комнату.
– Ваша квартира, говорит, в полном огне, а вы, говорит, на комоде прохлаждаетесь.
А главное, не только нас – всех жильцов пришлось из окон вынимать. Все заперлись и заставились, когда услышали Степанидин крик. И никто, значит, добровольно не вылезал. Кроме, значит, Степаниды. Эта дура-баба учинила пожар, завопила и выбежала на двор.
Убытку было на девяносто рублей.
Зубное дело
С этого года у Егорыча зубное дело покачнулось. Начали у него зубы падать.
Конечно, годы идут, само собой. Организм, так сказать, разрушается. Кость, может быть, по непрочности довоенного материала выветривается.
Одним словом, у Ивана Егорыча Колбасьева, проживающего в нашем доме, начали с этого года зубы крошиться и выпадать.
Один-то зуб ему, это верно, выбили при разговоре. А другие самостоятельно начали падать. Так сказать, не дожидаясь событий. Скажем, жует человек или говорит о заработной плате и вообще рядом поблизости никаких людей нету, а зубы сыплются. Прямо удивительно. Шесть зубов в короткое время потерял.
Но только Егорыч этого никогда не боялся. Он не боялся остаться без зубов. Человек он застрахованный. Ему всегда обязаны на свое место зубы поставить.
С этими мыслями он так и жил на свете. И всегда говорил:
– Я, говорит, зубами никогда не стесняюсь. Мне выбивать можно. По другому предмету или по носу я никогда не позволю себя ударить, а зубное дело у меня тихое и спокойное. У нас, у застрахованных, завсегда полное спокойствие в этом смысле.
И когда, значит, Иван Егорыч потерял шесть зубов, тогда он решил устроить себе капитальный ремонт. Захватил он с собой документы и пошел в клинику.
В клинике ему говорят:
– Пожалуйста. Можно поставить. Только у нас правило: восемь зубов должно не хватать. Ежели больше – ваше счастье, наше несчастье. А мелкими подрядами клиника не занимается. Такой закон для застрахованных.
Егорыч говорит:
– У меня шесть.
– Нету, говорят, невозможно тогда, товарищ. Подождите своего времени.
Тут Егорыч даже рассердился.
