Я говорю, простому рабочему человеку не было удовольствия глядеть на такого жильца и квартиранта.
А раз однажды спущается этот наш квартирант со своего этажа. Спущается он со своего этажа, и подходит к нему тут же, на лестнице, наш председатель и говорит:
– Так что, говорит, как вам известно, средний флигель угрожает падением, и по случаю этого стихийного бедствия предвидятся некоторые перемены.
– Какие, говорит, перемены?
– Перемены, говорит, обыкновенно какие: комиссия выселяет жильцов по разным другим квартирам. Комната у вас большая, опять же кухня, и придется вам потесниться по причине такого бедствия.
Одним словом, объяснил, что вселяют ему в квартиру двух жильцов со среднего флигеля.
Иннокентий Иванович говорит:
– Я на это не соглашусь. Я, говорит, с самого начала революции проживаю в этой квартире и не дозволю, говорит, производить над собой разные эксперименты.
Председатель говорит:
– Так что особого дозволения у вас не спросим. Нам, говорит, это ваше дозволение не обязательно.
Тут Иннокентий Иванович ужасно изменился в лице, начал хвататься за председателя. Просить его и умолять.
– Я, говорит, больной и нездоровый интеллигентный человек, и мне, говорит, нипочем невозможно слушать в своей квартире посторонний шум и разные разговоры. Я, говорит, сам едва-едва проживаю вместе со своей супругой. А если, говорит, еще добавить две-три персоны, то, говорит, за последствия не ручаюсь.
Председатель говорит:
– В крайнем случае болезни мне ваши неизвестны, и вы, говорит, напрасно за меня хватаетесь. А если, говорит, вы такой чересчур интеллигентный человек, то представьте удостоверение, в силу чего вам полагается отдельная площадь.
Очень горячо ухватился за эти слова Иннокентий Иванович.
Кинулся он наверх, в свою квартиру. Надел поскорее прорезиненное свое пальто и побежал узнавать, как и что, и где ему раздобыть свидетельство, и на какую комиссию ему податься.
Кинулся Иннокентий Иванович по этим неотложным делам и впопыхах, от полного расстройства чувств, позабыл закрыть свою квартиру.
А надо сказать, что супруга его в это беспокойное время где-то прогуливала свою кошечку и никак не предполагала, что течение ихней жизни несколько изменяется.
Или Иннокентий Иванович совершенно не прихлопнул дверь и она, так сказать, навела на определенные мысли проходящих граждан, или кто-нибудь проследил движение обстоятельств, только, одним словом, эту квартиру в ударном порядке обчистили. И не так чтобы очень сильно обчистили, но все же кой-какие вещицы вынесли.
Очень ужасный крик подняла мадам Баринова, вернувшись назад со своей кошечкой.
Весь дом сбежался на этот дамский крик.
Начали соседи брызгать водой в мадам Баринову. Начали ее приводить в христианский вид. Начали успокаивать и подсчитывать ее убытки.
Определенно не хватало осеннего пальто, бинокля, калош и еще разного другого семейного инвентаря.
И вот в это время является Иннокентий Иванович после успешного окончания своих дел.
Надо сказать, он довольно геройски перенес эту кошмарную драму.
Он в первую голову разогнал из своей квартиры собравшихся жильцов, чтоб они, так сказать, под горячую руку не вынесли остальное имущество. Затем, не снимая своего международного пальто, побежал делать заявление в уголовный розыск.
Весь следующий день Иннокентий Иванович бегал по своим делам: дважды заявлялся в угрозыск, ходил по рынкам и, так сказать, глядел, не поступили ли в продажу его унесенные вещи.
Следующие дни Иннокентий Иванович также не присел. Он ходил на комиссию, хлопотал, чтоб прислали ищейку, и дежурил на рынках.
В довершение всего на девятый день Иннокентий Иванович, мотаясь по своим делам, ссыпался с лестницы и вывихнул себе правую руку.
Он мужественно перенес и это испытание. Еще лежа на лестнице, он твердым голосом командовал и отдавал приказания. Он велел вызвать карету скорой помощи и поехал в больницу с полным сознанием исполненного долга.
А через несколько дней Иннокентий Иванович со своей забинтованной ручкой снова принялся за свои срочные дела.
Утром он ходил по своим делам, днем ездил в больницу – массировать свою ручку, и вечером, в кругу своих знакомых и родственников, Иннокентий Иванович отчитывался, так сказать, за истекшие сутки.
И этот человек, этот беспочвенный интеллигент, в короткое время сильно переменился.
Раньше морда у него была грустная, кожа бледная и прыщеватая, а сейчас кровь заиграла на его лице и привились разные бодрые жесты и движения.
Он форменно воспрянул духом и весь превратился в энергичного, достойного гражданина.
Конечно, нельзя сказать, будет ли у него такая душевная смелость на всю жизнь. Но, может быть, и на всю жизнь. Смотря как обернутся его дела. Может быть, председатель в суд на него подаст за неплатеж. А там, может, угрозыск снова вызовет его по поводу похищенных вещей. А там, может, бегая по своим делам, Иннокентий Иванович снова сломает еще одну ручку или вывихнет ногу. И, может, помрет счастливый, в полном довольстве. И, помирая, будет думать о своих делах, которые наполнили ему жизнь, и о той борьбе, которую он с честью вынес на своих плечах.
Недаром в свое время товарищ Буденный воскликнул: «И вся-то наша жизнь есть борьба».
Семейный купорос
Тут недавно поругалась одна наша жиличка со своим фактическим супругом.
Безусловно, у них каждую неделю какой-нибудь семейный купорос случался, но это превзошло ожидание. Они, сукины дети, начали вещами кидаться.
Он в нее самоварным крантиком кинулся. А самовар, знаете, потек. Она рассердилась – и в него блюдечком. А он осколок подобрал от этого разбитого блюдечка и нарочно ковырнул этим осколком свою потертую личность. И орет: дескать, произошло зверское мужеубийство.
Но она, то есть его супруга, Катюша Белова, оказалась более сознательная.
– Ах так! – говорит.
Ну, одним словом, сами понимаете, что она говорит.
– Я, говорит, может, сейчас же перестану с тобой жить. Вот сейчас же, говорит, соберу свое имущество и тогда кидайте крантики в своих соседей, а с меня довольно.
Он говорит:
– Ах, говорит, скажите как напужали. Пожалуйста, говорит. Чище воздух будет.
Тут у них снова произошло некоторое оживление, так сказать, небольшая стычка семейного характера. После чего Катя собрала свои вещички. Завернула их в простыню. Плюнула в своего фактического подлеца. И пошла себе.
Она пошла до своей родной матери. До своей мамы. А ее мама не слишком обрадовалась прибытию. Одним словом, не прыгала вокруг своей дочки.
