Наш голубчик, конечно, руками делает отвороты, дескать, ну, как это можно? Разве я смею? Не извольте беспокоиться – я и так посижу. И вообще, говорит, я извиняюсь, – не только председателем, а я, говорит, и на собраньях-то никогда раньше не бывал. Не смешите меня!
Ну, на него поглядели – дескать, уставший товарищ отнекивается, и… начали чистку.
А надо сказать, что перед этим была совершенно непонятная ситуация.
Первый председатель отлично знал этого беспартийного. Он с ним поздоровался за ручку, угостил папироской и не обратил внимания на такое странное появление. Одним словом, в спешке запарился.
И вот, не знаю, как в других городах, но у нас, в Ленинграде, беспартийный товарищ присел за стол, и началась чистка.
Полтора часа самосильно чистили. В конце концов наш беспартийный осмелел и тоже начал разные гордые слова произносить. Только вдруг является настоящий партийный товарищ, и все, конечно, разъясняется.
Тут встает со своего почетного места наш беспартийный голубчик и скромно уходит без лишних слов.
– До свидания, говорит, я пойду!
Теперь эту чистку признали недействительной. И мы с этим совершенного есть, согласны. Хотя нам и жалко которых чистили.
Шлем привет беспартийному бойцу.
Честное дело
Вот некоторые, конечно, специалистов поругивают – дескать, это вредители, спецы и так далее.
А я, например, особенно худых специалистов не видел. Не приходилось.
Наоборот, которых встречал, все были такие милые, особенные.
Как, например, этим летом.
У нас из коммунальной квартиры выехала на дачу одна семья. Папа, мама и ихнее чадо.
Ну выехали. Заперли на висячий замок свою комнатенку. Один ключ себе взяли, а другой, конечно, соседке отдали – мало ли чего случится. И отбыли.
А надо сказать, был у них в комнате инструмент – рояль. Ну обыкновенное пианино. Они его брали напрокат от Музпреда.
Брали они напрокат этот рояль для цели обучения своего оболтуса, который действительно бил по роялю со всей своей детской изворотливостью.
И вот наступает лето – надо оболтуса на дачу везти.
И, конечно, знаете, повезли.
А этот рояль, или – проще скажем – пианино, заперли в комнате с разными другими вещицами и отбыли. Отдыхают они себе на даче. Вдруг, значит, является на ихнюю городскую квартиру специалист – настройщик роялей, присланный, конечно, своим учреждением.
Конечно, соседка ему говорит: мол, сами уехадши до осени, рояль заперли и, безусловно, его настраивать не приходится.
Настройщик говорит:
– Это не мое постороннее дело – входить в психологию отъезжающих. Раз, говорит, у меня на руках наряд, то я и должен этот наряд произвести, чтоб меня не согнали с места службы, как шахтинца или вредителя.
И, значит, открыла ему дверь; он пиджачок скинул и начал разбирать это пианино, развинчивая всякие гаечки, штучки и гвоздики. Развинтил и начал свою какофонию. Часа два или три, как больной, определял разные звуки и мурыжил соседей. После расписались в его путевке, он очень просветлел, попрощался и отбыл.
Только проходит месяц – снова является.
– Ну как, говорит, мой рояль?
– Да ничего, говорят, стоит.
– Ну, говорит, я еще беспременно должен его настроить. У нас раз в месяц настраивают. Такой порядок.
Начали его жильцы уговаривать и урезонивать – мол, не надо. Комнатка, дескать, заперта. Рояль еще два месяца будет стоять без движения. К чему такие лишние траты производить!
Уперся на своем.
– У меня, говорит, наряд на руках. Не просите. Не могу.
Ну, опять развинтил рояль. Опять часа два назад свинчивал. Бренчал и звучал и на брюхе под рояль ползал.
После попрощался и ушел, утомленный тяжелой специальностью.
На днях он в третий раз приперся.
– Ну как, говорит, не приехадши?
– Нет, говорят, на даче отдыхают!
– Ну так я еще поднастрою. Приедут – очень великолепно звучать им будет.
И хотя ему объясняли и даже один наиболее горячий жилец хотел ему морду наколотить за потусторонние звуки, однако он дорвался до своего рояля и снова начал свои научные изыскания.
Сделал свое честное дело и ушел на своих интеллигентных ножках.
Мерси
В этом году население еще немножко потеснилось.
С одной стороны, конечно, нэпманы за город выехали во избежание разных крупных недоразумений и под влиянием декрета. С другой стороны, население само уплотнилось, а то в тройном размере платить не каждому интересно.
И, безусловно, уничтожение квартирного института тоже сыграло выдающуюся роль.
Так что этот год очень даже выгодно обернулся в смысле площади.
Если каждый год такая жилплощадь будет освобождаться – это вполне роскошно, это новых домов можно пока что не возводить.
В этом году очень многие пролетарии квартирки и комнатки заимели путем вселения. Вот это хорошо!
Хорошо, да не совсем. Тем более это вселение производят без особого ума. Только бы вселить. А чего, и куда, и к кому – в это, безусловно, не входят.
Действительно верно, особенно входить не приходится в силу такого острого кризиса.
Но, конечно, хотелось бы, если нельзя сейчас, то в дальнейшем иметь некоторую точность при вселении. Или гарантию, что, скажем, к тихому человеку не вселяли бы трубача или танцора, который прыгает, как бешеный дурак, до потолка и трясет квартиру.
Или бы так. Научных секретарей вселять, скажем, к научным секретарям. Академиков, прошедших чистку аппарата, – к академикам. Зубных врачей – к зубным врачам. Которые на флейте свистят, опять же к своим ребятам – вали свисти вместе.
Ну, конечно, если нельзя иметь такую точность при вселении, то и не надо. Пущай бы по главным признакам вселяли. Которые люди умственного труда и которые любят по ночам книжки перелистывать – вали к своим ночным труженикам.
Другие – к другим. Третьи – к третьим.
Вот тогда бы жизнь засияла. А то сейчас очень другой раз обидно получается. Как, например, такой факт с одним нашим знакомым. Он вообще рабочий. Текстильщик. Он фамилию свою просил не употреблять. Про факт велел рассказать, а фамилию не дозволил трогать. А то, говорит, меня могут окончательно доконать звуками.
Так что назовем его ну, хотя бы, Захаров.
Его, голубчика, как раз вселили в этом году. Конечно, мерси и спасибо, что вселили, а то он у своих родственников проживал. А только это вселение ему боком вышло.
