Анализ, данный Кейнсом, показывал, какую пользу может принести денежная политика, и тем самым углублял теоретическую работу предшествующих экономистов, таких как Ирвинг Фишер. Тем не менее из анализа Кейнса вытекал и другой вывод: денежный механизм, позволяющий восстановить равновесие, может не работать в крайних условиях рецессии, когда имеет место так называемая «ловушка ликвидности». Хорошей иллюстрацией этого понятия является опыт Японии 1990-х годов и опыт большинства развитых стран во время последнего кризиса. Несмотря на нулевые процентные ставки, банки не стремились одалживать деньги, а фирмы – осуществлять инвестиции.
Общая теория Кейнса помогала обосновать такие меры экономической политики, как общественные работы, которые и раньше имели своих сторонников и в определенном объеме применялись в условиях рецессий и депрессий.
[53]
Вообще говоря, кейнсианский анализ заложил основу системы управления макроэкономикой, где главным средством поддержания устойчивого совокупного спроса выступала фискальная политика.
Кейнсианский анализ утверждал, что во время рецессий государство должно увеличивать расходы и сокращать налоги, тем самым стимулируя спрос. Первый путь представлялся более надежным, поскольку люди могли попросту сберечь свои высвободившиеся от уплаты налогов деньги. А во время подъемов государствам предписывалось поддерживать профицит бюджета, чтобы ограничить избыточный спрос и иметь средства для балансирования бюджета в периоды рецессий.
Сначала как противникам Кейнса, так и некоторым его сторонникам показалось, что между кейнсианской и традиционной неоклассической экономической теорией существует фундаментальное противоречие. Но благодаря работам Джона Хикса и ряда других экономистов на свет появилось то, что позднее назвали «кейнсианско-неоклассическим синтезом». Синтез Хикса содержал анализ отдельных рынков с традиционных позиций (то, что теперь называется микроэкономикой), в то время как определение уровня выпуска и занятости происходило в соответствии с кейнсианской макроэкономической моделью.
С теоретической точки зрения синтез был небезупречен, но у него было большое практическое достоинство – он работал или, по крайней мере, казалось, что работал. В послевоенную эпоху смешанная экономика, построенная в соответствии с неоклассическим синтезом, была привлекательной альтернативой как системе ничем не ограниченных рынков laissez-faire, так и всеобъемлющему экономическому планированию, которое применялось в Советском Союзе (все еще испытывавшем стремительный рост).
Неоклассическая микроэкономика, в которую теперь входила и теория экономических кризисов, допускала умеренное (но не более того!) государственное вмешательство для борьбы с монополиями в отдельных отраслях, финансирование общественных благ и т. п. В то же время инструменты кейнсианского управления макроэкономикой могли применяться для поддержания полной занятости без централизованного экономического планирования или контроля над обособленными рынками.
Идеи Кейнса не оказали почти никакого влияния на политику правительств в период Великой депрессии, хотя, оглядываясь назад, некоторые компоненты Нового курса в США или политики социал-демократов в Скандинавии или Новой Зеландии можно было бы назвать кейнсианством. Гораздо более разительное отличие можно увидеть между, с одной стороны, политикой времен Первой мировой войны и последовавшего периода, закончившейся Великой депрессией, и с другой – политикой времен Второй мировой войны и послевоенного времени, обеспечившей успешное экономическое восстановление.
В годы Второй мировой войны финансовая политика и экономическое планирование, в частности в Великобритании, следовали кейнсианским рекомендациям. Но и по окончании войны кейнсианцы постарались не допустить прежних ошибок. Они рассматривали межвоенный период как безвозвратную растрату ресурсов и экономического потенциала, во многом обусловившую приход к власти Гитлера и новую вспышку глобальной войны в 1939 году.
Взятое на себя национальными правительствами обязательство поддерживать полную занятость было закреплено в глобальной экономической и финансовой системе, созданной по итогам Бреттон-Вудской конференции в Нью-Гэмпшире в 1944 году. Когда стало ясно, что Вторая мировая война идет к своему завершению, союзные правительства вознамерились создать такую экономическую систему, которая предотвратила бы возникновение депрессий, а значит, сократила бы риск новой войны.
Бреттон-Вудская система базировалась на фиксированных валютных курсах, в конечном счете привязанных к доллару, который должен был обмениваться по твердой цене 35 долл. за тройскую унцию. Кроме того, в рамках Бреттон-Вудских соглашений были созданы ключевые международные экономические институты, в первую очередь Международный валютный фонд и Всемирный банк, а также институты, впоследствии образовавшие Всемирную торговую организацию.
Архитекторы послевоенного восстановления надеялись предотвратить новый спад, вроде того что был в 1919 году, и удержать безработицу на уровне ниже 5 %. Успех превзошел даже самые смелые прогнозы.
В большинстве развитых стран послевоенный период вплоть до начала 1970-х годов был эпохой полной занятости и быстрого экономического роста, не имевшего аналогов ни до, ни после. Благодаря повсеместному сокращению социального неравенства и формированию где-то более, где-то менее разветвленных государств благосостояния сильнее всего выросло благосостояние беднейших слоев населения.
В условиях постоянного экономического роста и повышения спроса на продукцию своих фирм руководители бизнеса с радостью встречали усиление роли государства. Неявный общественный договор послевоенной эпохи гарантировал стабильную работу и высокую зарплату для работников, входивших в профсоюзы, а взамен бизнес получал от государства гарантию, что оно не станет добиваться сверхполной занятости, а значит, будет обеспечен стабильный поток прибылей.
Но к 1970 году Бреттон-Вудская система оказалась на грани развала. Инфляция в США вынудила американское правительство отказаться от обещанного размена долларов на золото из расчета 35 долл. за унцию. До этого инфляцию всегда удавалось быстро подавить с помощью кейнсианской сдерживающей политики. К несчастью, она становилась все менее и менее эффективной, поскольку инфляционные ожидания укоренялись, а взаимная готовность социальных агентов идти на компромисс, вдохновляемая постепенно уходящими воспоминаниями о Великой депрессии, ослабевала.
В последние годы кейнсианской эры разыгралась борьба за распределение национального дохода, что сделало всплеск инфляции практически неизбежным. Воинственные действия профсоюзов, во многих странах подпитываемые марксистской риторикой, входили в острое противоречие с нарождающимся спекулятивным капитализмом, мотором которого выступали возрождавшиеся глобальные финансовые рынки. Фирмы поднимали цены, чтобы удовлетворить требования повышения зарплат, провоцируя работников выдвигать все новые требования с целью возмещения роста цен.
Нефтяной шок 1973 года стал coup de grace.
[54]
Он одновременно отражал уже происходившие всплески инфляции и стал причиной нового взлета цен. Через пару лет все здание послевоенного благополучия рухнуло, и кейнсианский «золотой век» встретил свой мучительный и хаотический конец. Раз за разом оживление экономики, которое, казалось, сулило надежду, затухало или оборачивалось еще более глубокой рецессией.
