– Мы заставим его дать тебе проценты, – кричала Жоржетта. – Кулак, скряга, связать тебя за несчастный франк!
После этого двадцать минут Тони стали боевым номером вечера. Люди ничего так не любят, как увидеть себя в благоприятном свете. К концу лета Тони получила уже проценты и быстро расцвела в новом платье и в самых тонких, самых черных, самого лучшего покроя сапогах, которые она могла позволить себе купить.
Жоржетта в кабаре покровительствовала ей. Она родилась среди этих дел, знала их от начала до конца и видела, что Тони в этом ничего не понимает. Она была хорошим другом, несмотря на ее странные вкусы и повелительный язык.
Сентябрь был очень жаркий, и Париж, казалось, был переполнен более чем когда-либо. Кабаре открывалось в семь и закрывалось в три, четыре ночи. Тони имела два сеанса, получая вдвойне, как и все другие.
Она очень похудела. Воздух был там ужасен, и она чувствовала себя больной от беспрестанного шума и курения.
Кабаре быстро расцветало. Начали приходить англичане и американцы. Жюль толстел и богател, более чем когда-либо раньше. Тони одну ночь рисовала под музыку. Это был излюбленный трюк. Она отлично согласовалась с оркестром и умела делать это очень хорошо.
Она рисовала молодого человека с тяжелым лицом и едва заметила его, когда он покупал ее рисунок. Все, что она запомнила о нем, это то, что он хромой и маленького роста.
Ее номер был последним, и было уже очень поздно. Она стала на колени в уборной, чтобы сложить свою бумагу.
Маленький хромой человек подошел и стал позади нее.
– Простите, – сказал он на безупречном английском языке, – почему вы теперь не признаете меня?
Тони с удивлением обернулась и увидела хромого человека с очень белым лицом и синими глазами. Ее подозрительный взгляд заметил белоснежную грудь рубашки и жемчужные запонки.
– Я не имею чести знать вас, сударь, – резко ответила она. Она так устала от подобного рода приставаний.
Господин мягко рассмеялся.
– Пять, восемь лет тому назад, – я думаю, приблизительно столько прошло с тех пор, как лорд Роберт Уайк познакомил нас на ярмарке в Овенне.
Услыхав имя Роберта, Тони поднялась.
– Кто вы такой? – спросила она.
– Меня зовут де Солн.
Тони покачала головой.
– Не могу припомнить. Весьма жалею.
– Не поедете ли поужинать со мной, прошу вас?
Тони упорно его рассматривала. Она еще сомневалась в нем: ни один мужчина в течение многих лет не бывал добр к ней из-за одной любезности.
– Я бы охотно с вами поужинала, – сказала она сдержанно, – но это не мое ремесло.
Де Солн слегка вздрогнул, затем улыбнулся.
– Уверяю вас, я только поглощаю свой ужин, – сказал он спокойным голосом, – а вас прошу разделить его со мной.
Тони была очень голодна.
– Спасибо, я поеду, – серьезно ответила она. Он смотрел, пока она прикалывала серую шляпу, отделанную розовым тюлем, а затем посторонился, чтобы пропустить ее впереди себя. У задней двери ждал огромный мотор, и при появлении Тони и де Солна человек открыл дверцы.
Тони знала от Жоржетты, что нужно очень остерегаться ночных поездок в моторе. Она обернулась, чтобы сказать, что она все-таки не поедет ужинать, но в тот момент к хромому господину подошла девушка, одна из погибших созданий. К удивлению Тони, он протянул девушке руку, а та со смехом облегчения пожала ее.
Тони слышала, как он что-то говорил ей насчет дома, затем зазвенели деньги, и девушка сказала:
– Да благословит вас Бог.
Тони села в мотор уже без всякого подозрения. Де Солн сел рядом с ней.
Как только дверцы захлопнулись, она обратилась с вопросом, который она, несмотря на свои колебания ехать или не ехать с ним, все время жаждала задать:
– Вы были другом Роберта Уайка, сударь?
– Я был самым близким его другом, я полагаю. А вы были с ним в родстве?
– В родстве! – Тони страдальчески улыбнулась в темноте. – Я близко его знала.
– Последний раз я видел его во Флоренции, – продолжал де Солн своим спокойным тоном, – мы встретились в этот последний день.
– Сказал, сказал ли вам Роберт, где он жил? – Острая личная нота, зазвучавшая в голосе Тони, сильно поразила де Солна.
«Неужели эта девушка…» – нет, мысль, как слишком нелепая, была отброшена назад.
Он заговорил с Тони под впечатлением минуты. Она выглядела такой бледной и усталой, и он был так сильно поражен, увидев ее здесь. Он хотел помочь ей и не мог себе представить, как она дошла до такой работы и в таком месте.
– Роберт мне тогда сказал, что он снял виллу в Озиоло.
– Сказал ли он вам, кто с ним жил там? – Даже ценой своей жизни она не могла бы удержаться от этого вопроса. Она страстно хотела и все же боялась говорить о Роберте.
– Почему вы меня об этом спрашиваете? – сказал де Солн.
Тони снова замкнулась в себе.
– Не знаю, думаю, что из любопытства.
Мотор остановился у дверей ресторана на улице Селв.
Де Солн выбрал в углу столик, освещенный лампой под опаловым абажуром. Где-то, скрытый от глаз, очень мягко играл оркестр.
Тони оглядела комнату. Эта была та самая, о да, та самая комната, в которой она с Робертом обедала в первый их вечер в Париже.
Кровь потоком прилила к ее мозгу; на минуту комната закачалась и закружилась перед ее глазами.
«О Роберт, взывая к тебе через все эти годы, я еще слышу тебя!»
Она забыла о де Солне. Окружающее перестало для нее существовать.
Она положила лицо на руки и заплакала.
Ни один человек ее круга годами не говорил с ней. Никто никогда не говорил с ней о Роберте, а сейчас этот хромой человек пришел, заговорил с ней, дружески заговорил о Роберте, привел ее сюда, в это лучшее из всех мест на свете, куда она и Роберт пришли впервые вместе.
Ни один момент в течение всей последующей жизни не может сравниться с тем, когда двое людей, одни среди толпы, находятся вместе, связанные одним и тем же чувством трепетной, сладкой тревоги, одним и тем же чувством восторга. Тони снова очутилась за маленьким столиком с массой белых цветов, которые Роберт купил на бульваре и велел лакею поставить на их стол, снова в прекрасном плюшевом кресле, напротив нее Роберт, смелый, прекрасный Роберт, весь ее собственный, его рука на момент нашла ее руку под столом, его нога прижалась к ее стройной маленькой ножке.
– О боже мой, боже мой!
Она поискала свой носовой платок, но у нее не оказалось с собой. Она безуспешно старалась вытереть слезы рукой. Де Солн, не говоря ни слова, протянул ей белый сложенный квадратик.
