— А я и написал.
— Тогда прочтите. Доставьте мне удовольствие.
— «Жил он, вольный и беспечный… » — начал дон Франсиско, поднеся стакан к губам, отчего голос его сделался замогильным.
— Ах, это! — Граф подмигнул Алатристе. — А я-то думал, это сеньора Гонгоры сочинение.
Кеведо поперхнулся:
— Какого еще Гонгоры?! Что вы несете?! Окститесь!..
— Ну, ладно, ладно, друг мой…
— Да нет, совсем даже не ладно, клянусь Вельзевулом! Такое оскорбление даже не всякий лютеранин бы себе позволил! Что у меня общего с этим сбродом содомитов, которые, родясь иудеями или маврами, перекрасились в пастырей?!
— Да я пошутил!
— За такие шутки, господин граф, принято отвечать с оружием в руках.
— Даже не подумаю. — Гуадальмедина, поглаживая подвитые усы и эспаньолку, улыбался примирительно и благодушно. — Что я, с ума сошел? Разве я не помню урок фехтования, который вы преподали Пачеко де Нерваэсу?! — Правой рукой он весьма грациозно приподнял воображаемую шляпу. — Дон Франсиско, приношу вам свои извинения.
— Угу.
— Что это еще за «угу»? Я, черт возьми, все же испанский гранд. Извольте оценить глубину моего раскаянья.
— Гм.
Вернув себе с грехом пополам благорасположение поэта, Гуадальмедина продолжил рассказ, который капитан Алатристе слушал с большим вниманием, хоть и не выпускал из рук стакан с вином, розовевшим в мягком сиянии горевших на столе свечей. «Война — это чистое дело», — сказал он однажды, и только теперь я вполне осознал, что он имел в виду. Что же касается иноземцев, говорил меж тем граф, то они, дабы обойти государственную монополию, используют посредников из числа местных — их прозвали подгузниками, и это объясняет их роль, — получая золото, серебро и прочие заморские товары, которые законным путем никогда бы им не достались. Кроме того, галеоны, едва выйдя из Севильи или перед самым возвращением туда, заворачивали в Кадис, бросали якорь в порту Санта-Мария или на Санлукарской банке и перегружали содержимое своих трюмов на иностранные суда. Все это побуждало деловых людей слетаться туда, ибо не было места лучше, чтобы обмануть бдительность властей.
— Додумались до того, что строят два совершенно одинаковых корабля, а регистрируют — один. Малым детям известно, что задекларировано, скажем, пять бочек, а ввезено — десять, однако взятки затыкают рты и разжигают аппетиты. Многие сказочно разбогатели на этом… — Граф стал пристально рассматривать чубук, словно что-то в нем нежданно привлекло его внимание. — Очень многие, включая и самых высокопоставленных лиц при дворе.
Альваро де ла Марка продолжал рассказ. Севилья, как и вся прочая Испания, убаюканная потоками заморского золота, не в силах развивать собственную торговлю и ремесла. Выходцы из чужих краев благодаря своему упорству и трудолюбию достигли здесь такого преуспевания, что их теперь не догнать, а высокое положение, в свою очередь, позволило им стать посредниками между нашей отчизной и всей остальной Европой, с которой мы, между прочим, находимся в состоянии войны. Ну не парадокс ли, господа: сражаться с Англией, с Францией, с Данией, с Турцией, с мятежными нашими провинциями — и у них же, через третьих лиц, покупать канаты, парусину, древесину и всякий прочий товар, необходимый на Полуострове не менее, чем по ту сторону Атлантического океана. И, стало быть, золотом Индий оплачивать содержание армий и флотов, которые нас же и бьют. Это — тот самый секрет, известный целому свету, однако никто не решается прекратить такого рода торговлю, потому что она выгодна всем. И даже — его величеству.
— И результат — налицо: Испания катится к чертовой матери, — продолжал граф. — Каждый ворует, врет, плутует, зато никто не платит то, что должен.
— Да еще и бахвалится этим, — вставил Кеведо.
— Вот именно.
Но самое вопиющее во всем этом безобразии, по словам Гуадальмедины, — контрабанда золота и серебра. Благодаря продажности таможенников и чиновников Торговой палаты сокровища, ввозимые частными лицами, декларировались вдвое ниже своей истинной стоимости; чудовищные деньги, доставляемые каждым караваном, расходились по чужим карманам или утекали в Лондон, Амстердам, Париж или Геную. Контрабандой упоенно занимались испанцы и иностранцы, купцы и чиновники, адмиралы и генералы, миряне и клирики, военные, гражданские и какие угодно еще. Еще свеж был в памяти скандал с епископом Пересом де Эспиносой: почив года два назад, сей пастырь оставил после себя пятьсот тысяч реалов и семьдесят два золотых слитка, кои были переданы в казну после того, как выяснилось, что их ввезли из Индий, нимало не потревожив таможню.
— Помимо разнообразных товаров ожидающийся прибытием флот везет нам из рудников Сакатекаса и Потоси на двадцать миллионов реалов серебра, принадлежащего королю и частным лицам. И еще восемьдесят Кинталей
[8]
золота в слитках.
— Это — легально, — уточнил дон Франсиско.
— Ну да. Что касается серебра, то еще четверть будет ввезена контрабандой. А золото почти целиком пойдет в казну… Впрочем, трюм одного из галеонов загружен золотыми слитками, которые нигде и никак не значатся. Нигде и никак.
Он остановился, чтобы промочить горло и дать капитану Алатристе возможность осмыслить сказанное. Кеведо достал табакерку и взял добрую понюшку, деликатно чихнул и утерся мятым платком, извлеченным из рукава.
— Называется этот парусник «Вирхен де Регла». Шестнадцатипушечный галеон. Владелец — герцог де Медина-Сидония. Фрахтовщик — некто Херонимо Гараффа, генуэзский купец, обосновавшийся в' Севилье. «Вирхен» возит в Индии всякую всячину, от альмаденской ртути для серебряных копей до папских булл, а обратно — все, что только может влезть в трюм. А влезть может многое, в том числе и потому, что по документам регистра водоизмещение его — девятьсот бочек по двадцать семь арроб
[9]
, а на самом деле, благодаря разным кораблестроительным хитростям, — тысяча четыреста…
— Этот галеон, — продолжал Гуадальмедина, — идет в составе флота с грузом серой амбры, кошенили шерсти и кож, предназначенным севильским и кадисским купцам. И еще везет пять миллионов реалов серебряной, свежеотчеканенной монетой — две трети принадлежат частным лицам — и полторы тысячи золотых слитков для передачи в королевскую казну.
— То-то бы пираты порадовались, — заметил Кеведо.
— Особенно если принять в рассуждение, что в составе флота в этом году еще четыре корабля с таким же грузом… — Граф сквозь клубы табачного дыма поглядел на капитана. — Теперь понимаешь, почему англичане нанесли визит в Кадис?
— А откуда они узнали?
— Дьявольщина! «Откуда»! Смекнуть нетрудно! Если за деньги можно купить даже спасение души, то и все остальное труда не составит!.. Нынче вечером ты что-то наивен не в меру! Во Фландрии, говоришь, был? А впечатление такое, будто с луны свалился.
