Глава 35
Йармук
На заре мусульманские корпуса построились на молитву под руководством своих командиров. Как только молитвы были завершены, каждый воин быстро встал на отведенное ему место. К восходу солнца обе армии стояли в боевых порядках лицом друг к другу, а между ними находилась центральная часть Равнины Иармука, разделяя их менее чем на одну милю.
Армии стояли почти неподвижно, стараясь не нарушать тишину. Воины понимали, что им предстоит сражаться до конца, что сражение завершится только тогда, когда поле боя будет покрыто останками одной из армий. Мусульмане с удивлением глядели на великолепные ряды римских легионов с развевавшимися над ними знаменами и крестами, поднятыми над головами солдат. Римляне чуть ли не с трепетом смотрели на мусульманскую армию, расположившуюся спереди от них. Их уверенность в себе основывалась на численном превосходстве, однако за последние два года действия мусульман в Сирии внушили римлянам глубокое уважение к ним. В глазах римлян читалась настороженность. Так прошел час, в течение которого никто не шелохнулся, и солдаты продолжали ждать начала сражения, которое, по словам летописцев, «началось со всполохов огня и закончилось неистовым пожаром» и которое «с каждым днем становилось все более жарким».
Затем римский полководец Георгий выехал из римского центра и направился в сторону мусульман. Остановившись на небольшом расстоянии от мусульманского центра, он громким голосом вызвал Халида. Из мусульманских рядов выехал Халид, обрадованный тем, что сражение начнется с поединка с его участием. Он был готов задать тон дальнейшему ходу сражения.
Пока Халид приближался к нему, римлянин не сделал ни малейшей попытки обнажить меч, он лишь напряженно вглядывался в Халида. Мусульманин приближался, вот уже шеи коней пересеклись, а Георгий так и не обнажил меча. Затем он заговорил по-арабски: «О Халид, скажи мне правду и не обманывай меня, ибо свободные не лгут, а благородные не обманывают. Правда ли, что Господь послал небесный меч вашему Пророку?.. и что он отдал его тебе?., и что ты ни разу не обнажал его без того, чтобы не восторжествовать над врагами?»
— Нет! — ответил Халид.
— Так почему же тебя называют Мечом Аллаха?
Тут Халид рассказал Георгию историю о том, как он получил титул Меча Аллаха от Святого Пророка. Георгий немного подумал, а затем задумчиво спросил:
— Скажи, к чему ты меня призываешь?
— Засвидетельствовать, — ответил Халид, — что нет Бога кроме Аллаха, а Мухаммад — Его Раб и Посланник, и уверовать в то, что он получил откровение от Аллаха.
— А если я не соглашусь?
— Тогда плати джизью, и ты будешь под нашей защитой.
— А если я все равно не соглашусь?
— Тогда — меч!
Георгий немного подумал над словами Халида, а потом спросил:
— Каково будет положение того, кто примет вашу веру сегодня?
— В нашей религии есть только одно положение. Все равны.
— Тогда я принимаю вашу веру![1]
К крайнему удивлению обеих армий, которые понятия не имели о том, что происходило между двумя полководцами, Халид развернул коня, и мусульманин с римлянином медленно поехали в сторону мусульманской армии. Приехав к мусульманскому центру, Георгий медленно повторил за Халидом: «Нет Бога, кроме Аллаха, Мухаммад — Посланник Аллаха!» (Несколько часов спустя новообращенный Георгий уже героически сражался за только что принятую им веру и погиб в сражении.) Итак, битва при Йармуке началась с доброго знака — обращения Георгия.
Далее последовала фаза поединков между лучшими воинами, и это устраивало обе стороны, так как служило своего рода разминкой. Множество офицеров выехали из рядов мусульманской армии, некоторые — по указанию Халида, другие — по собственной инициативе, чтобы сразиться в поединке с теми римскими воинами, которые были готовы принять их вызов. Практически все эти римляне были убиты в бою, и героем дня стал 'Абд ар-Рахман ибн Абу Бакр, который одного за другим убил пять римских офицеров.
Поединки продолжались до полудня. Затем римский главнокомандующий Махан решил, что с ними пора кончать и что если так будет продолжаться и дальше, то он не только потеряет большое количество офицеров, но и подорвет моральный дух армии. У него были лучшие шансы на успех в общем сражении, где численный перевес оказался бы явным преимуществом его армии. Однако Махан был прав, проявляя осторожность, потому что один неверный шаг в начале сражения мог бы обернуться далеко идущими последствиями, определяющими его течение. Он хотел попробовать ограниченное наступление по широкому фронту, чтобы проверить силу мусульманского войска и, если повезет, прорвать его там, где удастся обнаружить слабину мусульманской передней линии.
Около трех часов дня 10 передних рядов римской армии, то есть треть пехоты каждой из четырех армий, пошли в бой. Эта людская волна медленно продвигалась вперед и, войдя в зону досягаемости для мусульманских стрел, была подвергнута интенсивному обстрелу лучников, понеся некоторые потери. Волна продолжала накатывать и вскоре накатила на первый ряд мусульман. Мусульмане отбросили свои окровавленные копья, схватились за мечи, и оба войска схлестнулись в битве.
Однако атака римлян была нерешительной, и солдаты, многие из которых еще не привыкли к сражениям, действовали не слишком напористо, а ярость, с которой их били мусульманские ветераны, заставляла их быть еще более осторожными. На некоторых участках фронта бои были более жестокими, чем на других, но в целом события этого дня можно было бы описать как умеренно жаркое сражение на равных. Мусульмане удерживали свои позиции. Римляне не посылали подкрепления своему пехотному авангарду. К закату бой стих и армии разбрелись по своим лагерям. В тот день потери были невелики, хотя у римлян они были значительнее, чем у мусульман.
Ночь прошла спокойно. Мусульманские женщины с гордостью приветствовали своих мужчин, отирая пот и кровь с их лиц и рук своими головными платками. Жены говорили мужьям: «Радуйся вести о рае, о друг Аллаха!»
Теперь мусульмане чувствовали себя увереннее, так как они потрепали врага намного сильнее, чем он — их, и в течение большей части ночи они продолжали молиться и читать Коран. Впрочем, ночью несколько групп римлян выбрались на нейтральную полосу, чтобы подобрать своих убитых, и это привело к ряду стычек с патрулями, но в остальном ничто не нарушило ночной покой.
Махан оказался в тупике. Он созвал военный совет, на котором обсуждались планы на следующий день. Если он хотел добиться успеха, то действовать следовало как-то иначе, и Махан решил начать следующую атаку с первыми проблесками зари, построив войска в темное время суток, в надежде, что застанет мусульман врасплох еще до того, как они приготовятся к бою. Более того, он собирался бросить в атаку большие силы. Две центральные армии должны были осуществлять сдерживающие атаки, чтобы связать мусульманский центр, а две фланговые армии должны были нанести главные удары и либо вытеснить фланговые корпуса с поля боя, либо заставить их отступить к центру. Для того чтобы иметь общее представление о ходе сражения, Махан велел поставить большой шатер на пригорке в тылу у римского правого фланга, откуда можно было видеть всю равнину. Здесь-то и обосновался Махан со своей свитой и двумя тысячами армян-телохранителей, а остальная армия приготовилась к внезапной атаке на заре.
