Ее меч с блестящим золотым лезвием, с которого осыпалась черная краска. Тот, что она носила за спиной. Тот, что сделал ее рыцарем. Верное сердце.
С трудом веря, что у нее получилось, девушка сделала несколько шагов к Северину – и тут же поняла, что уже слишком поздно. Он истекал кровью, струившейся из множества ран. Когда Маркан начал кружить возле него, Северин споткнулся. Он с трудом стоял на ногах.
Он не смог бы удержать меч, чтобы сразиться с отцом и не менее опасной сестрой.
У нее не получилось. Она опоздала.
– Бен, – позвал Северин, падая на землю. – Бенджамин Эванс. Ты ошибаешься, но ты не глупый.
– Что? – откликнулся Бен, который стоял на краю клетки, вцепившись в прутья сломанными пальцами. Его взгляд метался между Северином и Хэйзел, как будто он не мог решить, за кого больше бояться.
– Я люблю тебя, – сказал Северин, глядя вверх, мимо рыцарей и придворных. Его лицо стало торжественным. – Люблю, как в сказках и балладах. Люблю любовью, что поражает, словно удар молнии. Я полюбил тебя через три месяца после того, как ты начал приходить и говорить со мной. Я полюбил, что ты заставлял меня смеяться. Я полюбил тебя за твою любезность и то, как ты делал паузы, словно ожидал, что я отвечу. Я люблю тебя, и я не насмехался над тобой, когда целовал, ни капельки.
Бен попытался дотянуться до него между прутьями клетки, но рыцари оттащили его назад.
– Ты с ума сошел! – закричал Бен, и Северин начал смеяться.
Хэйзел прошла перед троном. Она не была уверена, заметили ли другие рыцари, что она держит в руках, или просто не сочли ее достойной внимания. А вот Ольховый король закружил возле девушки, и его глаза расширились от удивления. Потом он решил развлечься:
– Что ты о себе возомнила, крошка-рыцарь? Ты хотя бы помнишь, как держать меч? Хочешь сыграть в благородство? Только принц тебя больше не спасет.
– Нет, – ответила Хэйзел. – Это я его спасу.
Он замахнулся на нее, но она успела об этом подумать. Она даже не потрудилась отбить удар. Девушка направила Верное сердце не на Ольхового короля, а на его меч.
Верное сердце разбил Сердце охотника с таким звуком, будто раскололось стекло. Ольховый король смотрел на Хэйзел, словно не мог поверить, что она это сделала. Затем его взгляд устремился на то, чего она не могла видеть, и лицо его озарилось улыбкой.
Девушка примерзла к месту, ощутив первобытный ужас.
Скорбь была здесь.
Придворные зажали рты, душа слабые всхлипы. Хэйзел слышала тяжелую поступь чудовища и скрежет ветвей у себя за спиной. Девушка вздрогнула и глубоко вдохнула.
В следующую секунду она прижала Верное сердце к горлу Ольхового короля. Клинок прорезал его кожу, и на ней, словно гранатовое зернышко, выступила бусинка крови.
– Она подходит все ближе, – сказал Ольховый король, протягивая сломанный меч будто в знак капитуляции, словно хотел его бросить. Но Хэйзел была уверена, что он этого не сделает. – Помнишь, у меня есть костяное кольцо. Благодаря этому я могу ею управлять.
Хэйзел сглотнула, принимая решение.
– Если ты повернешься, у тебя появится шанс, – продолжал он. – Все, что нужно сделать, так это повернуться. У тебя есть меч. Но если ты не ударишь ее сейчас, она победит. Она сделает так, чтобы ты кашляла грязью и лозами, чтобы ты тонула в океане собственных слез.
Воздух всколыхнулся, словно что-то очень, очень быстро двигалось. Может, чудовище отступило, готовясь нанести удар?
Хэйзел знала, что значит проиграть. Знала это так хорошо, что это тут же вымыло вкус победы с ее губ: она даже не успела им насладиться.
Она была близка к тому, чтобы проиграть снова.
Хэйзел думала о существе, которое видела в школе и дома у Джека. Думала о странной, шероховатой красоте ее древоподобного тела. Думала о том, как пел Бен, и о том, как Северин коснулся ее лица. Скорбь по-прежнему подчиняется Ольховому королю? Или она проснулась, и костяному колечку ее больше не одурачить?
– Давай же, – подстрекал Ольховый король. – Поторопись: доверишься мне или чудовищу?
– Не… – закричал Джек, но Хэйзел не могла ждать, пока он закончит фразу.
Она была сама стремительность: быстрый взмах мечом, и острие Верного сердца разрубило зловещий костяной перстень надвое.
– Я поклялась, что низвергну чудовище из самого сердца леса – и я это сделаю. Им никогда не была она. Им всегда были вы.
В ту же секунду пальцы-ветки оплелись вокруг Ольхового короля. Его глаза распахнулись от удивления, и он завыл, призывая своих рыцарей. Но Скорбь уже схватила отца и держала до тех пор, пока тело его не обмякло, и сломанный меч не выскользнул из руки.
А потом бросила его на каменный пол.
Хэйзел нагнулась, чтобы подобрать то, что осталось от Сердца охотника. Когда ее рука сжала рукоять, глаза Ольхового короля открылись, и он потянулся к ней. Подушечка его пальца пробежала по щеке девушки, и изо рта, окрашенного кровью, чуть слышно донеслось:
– Вспомни, сэр Хэйзел. Вспомни, мой неверный рыцарь. Я заклинаю тебя вспомнить все.
– Нет! – закричала Хэйзел, мотая головой и отпихивая его. – Я этого не хочу! Я не буду!
Глаза Ольхового короля закрылись, лицо разгладилось – он провалился в сон.
Но Хэйзел продолжала кричать.
Глава 21
Жила-была девочка, нашедшая в лесу меч.
Жила-была девочка, заключившая сделку с Народцем.
Жила-была девочка, ставшая рыцарем на службе у чудовища.
Жила была девочка, которая поклялась, что спасет всех в мире, но забыла про себя.
Жила-была девочка…
Хэйзел вспомнила все разом: все замки раскрылись, все воспоминания всплыли со дна глубокого мутного хранилища, где она их спрятала. И не только те воспоминания, что ранее стирал из ее памяти Ольховый король. Заклятие оказалось гораздо сильнее. Она получила обратно каждую мысль, о которой старалась не думать.
* * *
Вечером того дня, когда Хэйзел убила ведьму, родители закатили вечеринку. Она продолжалась до поздней ночи, становясь все более бурной. Громкий спор о художественной ценности той или иной иллюстрации перерос в драку, потому что кто-то кого-то якобы обманул.
Бен и Хэйзел сидели на улице рядом со свежей могилой своей собаки и слушали отдаленный звук бьющихся бутылок.
– Я хочу есть, – сказал Бен. – И замерз.
Он не сказал «жаль, что домой нельзя», но Хэйзел и без слов это понимала.
– Давай что-нибудь поделаем, – предложила она.
Бен посмотрел на звезды. Ночь была ясная и холодная.
У них обоих выдался утомительный и страшный день, и он явно не хотел подвергаться еще каким-либо волнениям.
