Мы сидели за вкуснейшим ужином в баре-ресторане «Ла Амистад», более известном среди жителей Мелильи как «Дом Маноло»: он располагался напротив казарм жандармерии, которые построил еще сам Сеспедес в те годы, когда был в силе. В действительности хозяина этого заведения звали не Маноло, а Мохаммед, хотя его знали еще как брата Хуанито, хозяина другого ресторана под названием «Дом Хуанито», которого на самом деле тоже звали не Хуанито, а Хассан — патронимические лабиринты, весьма типичные для такого своеобразного города, как Мелилья. «Ла Амистад» же был популярным заведением с пластиковыми столиками, стульями и стойкой с закусками — сюда наведывались и европейцы, и мусульмане, и нередко люди обедали или ужинали стоя. Кухня великолепная: в основном, свежая рыба и прочие дары моря из Марокко, которые сам Маноло-Мохаммед — каждое утро закупал на центральном рынке. В тот вечер мы с Сеспедесом угощались всей этой роскошью, запивая ее холодным «Барбадильо». И, конечно, наслаждаясь сверх всякой меры. Ибо усилиями испанских рыбаков воды, омывающие Полуостров, уже значительно опустошены.
— Когда прибыл Сантьяго Фистерра, — продолжал Сеспедес, — все важные грузы перевозились на катерах. Он приехал сюда потому, что был специалистом в этом деле, и потому, что многие галисийцы стремились устроиться в Сеуте, Мелилье и на андалусском побережье… Контракты заключались здесь или в Марокко. Самой оживленной зоной были четырнадцать километров пролива между мысом Карнеро и мысом Сирес: мелкие контрабандисты — на сеутских паромах, крупные партии — на яхтах, сейнерах, катерах…
Движение там было настолько оживленным, что эту зону называли «Бульваром Гашиша».
— А Гибралтар?
— Все и вертелось вокруг него. — Сеспедес указал вилкой на пачку «Уинстона», лежавшую на скатерти, и обвел вокруг нее круг. — Он был как паук в центре своей паутины. В то время он служил главной базой контрабандистов западного Средиземноморья… Англичане и «льянито»
[38]
, местное население колонии, позволяли мафии действовать свободно. Вкладывайте деньги сюда, кабальеро, доверьте нам свои денежки, финансовые и портовые льготы… Табак возили прямо из портовых складов на пляжи Ла-Линеа — километром дальше… Впрочем, на самом деле это происходит до сих пор. — Он снова ткнул вилкой в пачку сигарет. — Эти тоже оттуда. Беспошлинные.
— И тебе не стыдно?.. Бывший правительственный уполномоченный — и обманывает государственную компанию.
— Брось. Теперь я пенсионер. Знаешь, сколько я выкуриваю в день?
— Ну, так что там насчет Сантьяго Фистерры?
Сеспедес неторопливо, смакуя, прожевал кусочек рыбы. Затем отхлебнул глоток «Барбадильо» и посмотрел на меня:
— Не знаю, курил он или нет, но с табаком не возился. Один рейс с грузом гашиша равнялся сотне с «Уинстоном» или «Мальборо». Гашиш рентабельнее.
— И, думаю, опаснее.
— Гораздо. — Тщательно высосав очередную королевскую креветку, Сеспедес положил ее голову на край тарелки, рядом с остальными, лежавшими аккуратным рядком, будто на параде. — Не подмажешь как следует марокканцев — и конец. Вспомни беднягу Вейгу… Зато с англичанами проблем не было — эти, как всегда, действовали в духе своей двойной морали. Пока наркотики вне британской земли, они умывают руки… В общем, контрабандисты так и шныряли со своими грузами, и все их знали. А когда их заставали врасплох испанские жандармы или таможенники, они мчались спасаться в Гибралтар. Единственное условие — сначала выбросить груз за борт.
— И все?
— И все. — На этот раз он легонько стукнул вилкой по пачке сигарет. — Иногда те, что на катерах, сажали наверху, на Скале, своих людей с приборами ночного видения и радиопередатчиками — их называли «обезьянами», — чтобы знать обо всех перемещениях таможенников… Вокруг Гибралтара возникла целая отрасль промышленности, миллионы и миллионы. Марокканская полиция, гибралтарская полиция, испанская полиция… Задействованы были все. Даже меня хотели купить… — Он усмехнулся сквозь зубы, глядя на меня поверх бокала белого вина в руке. — Но им не повезло. В те времена я сам покупал других.
И Сеспедес вздохнул.
— Теперь, — сказал он, доедая последнюю креветку, — все по-другому. Деньги в Гибралтаре крутятся иначе. Прогуляйся по главной улице, посмотри на почтовые ящики да посчитай, сколько там фирм-призраков. Глазам не поверишь. Они обнаружили, что налоговый рай куда рентабельнее пиратского гнезда, хотя по сути это одно и то же. А насчет клиентов сам прикинь: Коста-дель-Соль — просто золотой рудник, так что иностранные мафии внедряются туда всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Кроме того, испанские воды от Альмерии до Кадиса — под неусыпным наблюдением из-за нелегальной иммиграции. И хотя гашиш по-прежнему течет рекой, ввоз кокаина тоже набирает обороты, а методы используются уже другие… Можно сказать, времена ремесленников, героические времена кончились: старых морских волков сменили парни в галстуках и белых рубашках. Былой централизации нет. Катера контрабандистов перешли в другие руки, изменилась тактика, сменились тыловые базы. Все иначе.
Произнеся эту тираду, Сеспедес откинулся на спинку стула, спросил у Маноло-Мохаммеда чашечку кофе и закурил беспошлинную сигарету. От воспоминаний старый шулер разулыбался: глаза сузились, брови приподнялись. Казалось, его улыбка говорила: насмеялся я вдоволь — пусть теперь кто-нибудь попробует отнять это у меня. И я понял, что бывший правительственный уполномоченный скучает не только по старым временам, но и по определенному типу людей.
— Случилось так, — продолжал он, — что, когда Сантьяго Фистерра появился в Мелилье, пролив просто кипел, «Golden age»
[39]
, как говорят льянито. О-хо-хо… Парни так и шныряли туда-сюда. Крутые ребята. Что ни ночь — очередные кошки-мышки: с одной стороны контрабандисты, с другой — таможенники, полиция и жандармы… Выигрывали то одни, то другие. — Он затянулся, и его лисьи глазки сощурились. — И вот сюда-то, из огня да в полымя, попала Тереса Мендоса.
* * *
Говорят, на Сантьяго Фистерру донес Дрис Ларби. И сделал это невзирая на полковника Абделькадера Чаиба или, возможно, с его ведома. Это в Марокко проще простого; наиболее слабое звено тут — контрабандисты, действующие без денежного или политического прикрытия: имя, оброненное в одном-другом разговоре, несколько банкнот, перешедших из рук в руки… И как нельзя более кстати для полицейской статистики.
Как бы то ни было, никому не удалось доказать, что Дрис Ларби к этому делу причастен. Стоило мне затронуть эту тему — я приберег ее для нашей последней встречи, — как он закрылся, точно устрица, и мне больше не удалось вытащить из него ни слова. Было очень приятно. Конец откровениям, прощайте, и всего наилучшего. Однако Маноло Сеспедес — когда все это случилось, он еще представлял в Мелилье испанское правительство, — утверждает, что именно Дрис Ларби, желая удалить галисийца от Тересы, дал поручение своим партнерам на той стороне. Обычно девиз был: плати — и вози контрабанду сколько твоей душе угодно. Аллах бисмиллах. С Богом. Обширная сеть коррупции раскинулась от гор, где собирались урожаи конопли, до границы или марокканского побережья. Взятки давались соответственно уровню: полицейские, военные, политики, высшие чиновники и члены правительства. Чтобы оправдаться в глазах общественности — в конце концов, министр внутренних дел Марокко присутствовал как наблюдатель на заседаниях Европейского союза, посвященных борьбе с наркотиками, — жандармы и военные периодически задерживали кого-нибудь, но всегда буквально одного-двух и только тех, кто не принадлежал к официально признанным крупным мафиозным группировкам и чье уничтожение никого особо не волновало. Людей, которых нередко выдавали и даже ловили те же, кто поставлял им гашиш.
