Моему тренеру по горнолыжному спорту Михаилу Ивановичу Шестакову приходилось иногда бывать в Ленинграде по служебным делам. Как-то Шестакову сказали, что его хочет видеть начальник Управления по делам искусств при Ленгорисполкоме Б.И. Загурский. В недавнем прошлом директор Ленинградской государственной консерватории, он помнил студента Шестакова как энергичного спортивного организатора и тренера и сейчас хотел привлечь Михаила Шестакова к работе по маскировке шпилей и куполов.
Шестаков сообщил Загурскому, что согласен заняться этими работами при условии, если его откомандируют из полка приказом командования. В штаб Ленинградского фронта было направлено соответствующее письмо.
Пока он занимался подготовкой лыжников-разведчиков для предстоящих операций. Занятия проводились под Пулковской горой, в зоне, не простреливаемой противником. А после занятий, отдыхая в землянке, Михаил ломал голову над проблемой первого подъема на высокий гладкий шпиль. Он уже знал, как с помощью аэростата нам удалось подвесить блок и закрепить веревку на шпиле Адмиралтейства. Но Шестаков считал, что летчик Судаков проделал слишком рискованный трюк, который не годится для постоянной длительной работы, и, думая о своих друзьях, попытался изобрести свой способ подъема на шпили.
К середине января 1942 года он теоретически разработал метод наружного подъема на высотные сооружения и производства работ без применения лесов и приспособлений. Вскоре рядового Шестакова откомандировали в Ленинград на офицерские курсы. Но из-за цинги он оказался в госпитале. Здесь его и нашло распоряжение об откомандировании из полка на маскировочные работы.
К этому времени из первой бригады маскировщиков в Ленинграде осталась только одна Ольга Фирсова, да и та больная, истощенная.
Прибыв в Ленинград, Шестаков, опираясь на палку и сильно хромая, с трудом добрался до Инспекции по охране памятников к Н.Н. Белехову. Здесь встретился с Фирсовой. На учет Шестакова поставили в штабе МПВО у полковника Трегубова. Белехов сказал, что начинать надо с маскировки шпиля колокольни церкви Иоанна Предтечи – объекта, наиболее близкого к линии фронта и потому хорошо просматриваемого врагом с Пулковских высот. С точки зрения верхолазов, этот объект был очень неудобный. Там шпиль с небольшим карнизом, потом идет башенка. Страхующие, находящиеся на башенке, не видят верхолаза и работают вслепую. Связь – голосовая. Фирсова еще не оправилась от болезни, и поэтому в помощь Шестакову были даны две физически крепкие незнакомые женщины, с которыми пришлось расстаться через два дня ввиду их полной непригодности к высотным работам. Из-за них у Оли случился срыв: она ударилась спиной о кровлю карниза шпиля, ширина которого составляла всего сорок сантиметров. И все же сумела на нем удержаться, иначе улетела бы вниз: эти подсобницы бросили страхующую веревку.
Позднее у Оли было еще падение на куполе собора Николы Морского. Но она терпела боль и продолжала работать. О переломах грудных и крестцовых позвонков Оля узнала лишь после войны. Зашивала чехлы Оля, которой Таня подавала с балкона все необходимое. Таню Визель Оля с Шестаковым жалели, потому что сердечко у нее еще до войны было не в порядке. Таня только страховала, наверх не лазила. Но подсобницей оказалась прекрасной. Хорошо знала все приемы. Оля с ней могла даже не переговариваться, хотя обычно их разделяло расстояние метров в тридцать. Уличные шумы мешали, и Оля с Таней все переговоры осуществляли веревками. Со страховкой Тани Оля чувствовала себя на высоте спокойно. И в обстрелы, и в бомбежку ничего ей не нужно было говорить, никаких давать указаний.
Затем бригада маскировала купола собора Николы Морского, восстанавливала маскировку Инженерного замка. Шестакова отвлекали несколько раз на репетиции Седьмой симфонии Д.Д. Шостаковича, а 9 августа 1942 года он в составе оркестра играл на знаменитом концерте в филармонии. Расскажу об этом несколько подробнее.
27 декабря 1941 года композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович закончил работу над Седьмой симфонией. Как удавалось творить в условиях блокады? На этот вопрос ответил поэт Николай Тихонов: «Сам город стал явлением, обнажающим свою непобедимую природу борца. Все его революционные легенды оделись плотью. Почти симфонический гром канонады, визг летящих бомб и зарево, освещавшее мертвое пространство ночей, – все окружение было так величественно, что добавлять лишнее казалось кощунственным…» Впервые симфонию исполнили 5 марта 1942 года в городе Куйбышеве, а в мае самолет доставил партитуру в Ленинград. Оставшиеся в живых музыканты Ленинградского радиокомитета во главе с дирижером Карлом Ильичом Элиасбергом начали готовиться к первому исполнению Седьмой симфонии.
Стали искать оркестрантов. Элиасберг знал, кто на каком фронте находился. Двадцать бойцов Ленинградского фронта были отозваны из своих частей. Каждому из военных музыкантов выдали удостоверение, текст которого гласил: «Прикомандирован к Ленинградскому радиокомитету, в симфонический оркестр Карла Ильича Элиасберга для исполнения Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича».
По подсказке Элиасберга отозвали из части виолончелиста Михаила Шестакова. Его включили в состав оркестра, а в дневное время отпускали на маскировочные работы на соборе Николы Морского. Объем работ здесь оказался огромным. Необходимо было полностью снять обветшавшую, рваную маскировку и произвести новую. Шестаков предложил поработать подсобником виолончелисту симфонического оркестра Андрею Сафонову. Тот был еще крепким мужчиной, хотя и пережил дистрофию. Сафонов никогда не занимался альпинизмом, он помогал верхолазам чисто по-товарищески, на подстраховке. Теперь их бригада состояла из четырех человек. Наверху в основном работали вдвоем Шестаков и Фирсова, а внизу подсобниками – Таня Визель и Андрей Сафонов.
9 августа 1942 года в Большом зале филармонии впервые в блокадном городе прозвучала симфония, сразу же ставшая образцом стойкости и мужества ленинградцев. Все присутствующие испытывали необычайное воодушевление от исполнения в осажденном городе этого изумительного по своей силе и красоте произведения. Ольга и Татьяна также находились на концерте, а трансляция по радио шла не только на Ленинград и Москву, ее слушали жители Стокгольма и Лондона.
У меня дома хранится программка того памятного блокадного концерта, подаренная мне Михаилом Шестаковым. Там значатся фамилии Сафонова и Шестакова – как исполнителей. Я горжусь своими друзьями, которые приняли участие в этом историческом концерте. На программке блокадного концерта есть слова Дмитрия Дмитриевича Шостаковича: «Нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе над врагом, моему родному городу посвящаю я Седьмую симфонию».
Михаил и Андрей рассказывали: «Маскируя купол Никольского собора под бомбежкой и обстрелом, мы смотрели на раскинувшийся внизу героический город – борющийся, дышащий отвагой Ленинград, и нам казалось, что Седьмая симфония продолжает звучать…»
Собор сильно бомбили и обстреливали. Была разрушена его южная часть, повалены деревья. Гибли прихожане. Но в соборе продолжал жить и работать митрополит Алексий, любимый жителями города.
Маскировщиков часто отвлекали на различные работы: на раскопки разрушенных домов, поиски людей в завалах. Однако чаще всего их привлекали по-прежнему на обмеры зданий Таврического дворца, Александрийского театра, особняков Демидова и Кочубея, Алексан-дро-Невской лавры, дворца в Гатчине и других.
