На протяжении первых дней октября операция «Тайфун» полностью оправдала свое название. Хотя фон Бок и лично наблюдал за планированием и подготовкой этой «последней решающей битвы года», он не принимал участия в выборе кодового названия атаки. Выбор сделал лично Гитлер. С присущей ему склонностью к драматизму и сенсационности фюрер знал, что это название произведет психологический подъем как среди испытанных в боях ветеранов группы армий «Центр», так и среди военнослужащих, еще не испытавших потрясение от безжалостной Русской кампании, которых перебросили сюда из Франции, с Балканского полуострова, даже из Норвегии, чтобы возместить потери фон Бока. Фон Бок вспоминал личный разговор с Гитлером десятью месяцами ранее, в декабре 1940 года. Пока фельдмаршал был прикован к постели во время одного из визитов Гитлера, он выразил глубокую уверенность в том, что русские будут отчаянно сражаться за свою столицу. Но Гитлер нетерпеливо отверг такую уверенность фон Бока. «Они будут думать, что их смел ураган!» – такими были слова Гитлера13.
В своем штабе 2 октября, читая первые донесения о продвижении войск своей группы армий «Центр», фон Бок размышлял над тем, что тайфун и ураган являются разными силами, но и тайфун может произвести такой же разрушающий опустошительный эффект, как и ураган – если он ударит в нужных местах.
3 октября в Берлине Гитлер обратился к рейхстагу. В речи, продолжавшейся более двух часов и сопровождавшейся частыми аплодисментами и выкриками «Хайль!», он детально подсчитал успехи германского оружия, которые были достигнуты в войне с Советским Союзом начиная с 22 июня 1941 года. Значительная часть европейской части СССР, почти 100 миллионов людей и более семидесяти процентов русских индустриальных и коммуникационных центров, как утверждал Гитлер
[67]
, были теперь под контролем Германии. В завершение он сделал заявление, которое оказалось довольно большим преувеличением: «Сорок восемь часов назад началась битва огромнейших масштабов! Противник сломлен и никогда больше не восстанет!» Через германское радио эти слова были переданы по всему миру14.
3 октября танки Гудериана ворвались в Орел, откуда хорошая дорога вела в Москву, находившуюся в 380 км по шоссе. Германские танки так внезапно для русских появились в городе, что по улицам еще разъезжали трамваи. Русские планировали эвакуировать из Орла оборудование заводов, но у них не хватило на это времени. «По улицам, начиная от фабрик и заводов и до самой железнодорожной станции, повсюду лежали станки и бесчисленные ящики с заводским оборудованием и сырьем», – писал Гудериан15.
В то же время другая мощная танковая колонна 2-й танковой группы (с 5 октября армии) Гудериана, 48-й корпус Лемельзена, приближалась к Карачеву. По получении этих новостей фон Бок приказал Гудериану наступать на Тулу16. Тем не менее в течение двух часов фон Бок начал испытывать первые признаки разочарования в новом наступлении. Главное командование сухопутных войск отменило его приказ Гудериану, приказав бросить большие танковые силы на Брянск, где в соединении с немецкими войсками 2-й армии, продвигающимися с запада, должно было быть организовано большое окружение русских войск. Теперь фон Бок должен был принять жизненно важное решение. Тула была важным индустриальным и железнодорожным центром; ее падение привело бы к наиболее ощутимому удару по русской обороне к югу от Москвы17.
С другой стороны, перспектива уничтожения большой группировки русских войск в районе Брянска была также заманчива. Она обещала тот же успех, не менее впечатляющий, чем те, которыми характеризовалась кампания группы армий «Центр» в первые недели вторжения. Более того, донесения, направленные в штаб фон Бока, показывали возможность организации другого большого окружения к западу от Вязьмы. Танки Гота и Гёпнера прорвались далеко в глубь русской территории, образуя с севера и юга кольцо окружения вокруг русской группировки между Ярцево и Вязьмой.
После долгих размышлений фон Бок решил, что окружения у Брянска и Вязьмы должны быть замкнуты, а запертые в них русские войска – уничтожены. Тогда фон Бок связался по телефону с Гудерианом и приказал ему направить необходимые танковые силы в северном направлении к Брянску. В то же время Гудериан должен был попытаться захватить Мценск и Болхов, два небольших города, расположенных в 50 км к северо-востоку и 56 км к северу от Орла соответственно. Такие же приказы в отношении Вязьмы он отправил Гёпнеру и Готу18.
Решение фон Бока согласиться с Главным командованием сухопутных войск и сосредоточиться на уничтожении русских сил в котлах под Брянском и Вязьмой, а не продолжать безостановочное наступление на Москву является предметом споров. Ранее фон Бок был не прочь высказать несогласие, когда считал, что его решения и действия как командующего огромной, обширной и сложной военной силой важнее, чем мнение тех, из командования. Почему он не поступил так в этот раз? Имела ли возможность окружить русских и нанести им тяжелое поражение под Брянском и Вязьмой такую большую привлекательность? Фон Бок обещал Гитлеру, что его войска войдут в Москву в начале ноября. За последние недели он придавал большое значение времени, как одному из важнейших факторов в битве за Москву. Мог ли он на какой-то момент упустить из виду этот наиболее важный фактор? В некоторых секторах на фронте фон Бока русское сопротивление становилось более жестким и отчаянным; авиация Красной армии даже несколько раз бомбила Орел в тот же вечер, когда войска Гудериана взяли этот город, нанеся ущерб как немцам, так и русским. Но имелись признаки и того, что русский фронт рушится и что танковые колонны фон Бока могли оказаться в Москве в середине октября, опережая график самого фельдмаршала. Некоторые русские историки, анализируя этот критический для их страны период, с этим соглашаются19.
В августе 1941 года Гитлер проигнорировал мнение ОКХ, Генерального штаба сухопутных войск и высших командующих – особенно фон Бока – и приказал захватить Украину до того, как будет взята Москва. С того времени Гитлер, официально и фактически, взял на себя контроль над всеми военными операциями на Восточном фронте. Армия и генералитет были низведены до роли посредников20. Фон Бок осознавал, что Гитлер теперь принимал все как тактические, так и стратегические решения, и, возможно, он не хотел противоборствовать с фюрером в этом вопросе.
Это возможно, но не точно. Тем не менее четко ясны две вещи. Во-первых, в этом решении фон Бок преследовал свои собственные интересы, интересы престижа германского генералитета и цели благосостояния Германии; во-вторых, ни он, ни кто бы то ни было другой не мог предвидеть того бедствия, которое произошло с группой армий «Центр» в последующие недели.
5 октября фон Бок сел в свой специальный поезд и отправился в инспекционную поездку. По дороге в штаб 4-й армии он сделал короткие остановки, посетив несколько пехотных и танковых дивизий и побеседовал с генералами, полковниками, с унтер-офицерским составом и с рядовыми. Когда он покидал 7-ю пехотную дивизию, один старый седой унтер-офицер, ветеран двух мировых войн и дюжин смертельно опасных ситуаций, отсалютовал ему и сказал: «Скоро мы будем в Москве, господин генерал-фельдмаршал!»21
