– Выжать из дизелей все, на что они способны! Клянусь Богом, мы пройдем эту поганую развалину! Так держать!
Торчащие выступы судна, затопленного на песчаной отмели, угрожали порвать достаточно тонкие листы обшивки – стенки балластных цистерн. Прин почувствовал дрожь в спине, повреждение цистерн исключит возможность погружения. В этом случае судьба лодки станет игрушкой в руках самого ничтожного патрульного судна.
Вероятность прорыва союзнической блокады в надводном положении, а значит и возвращение в Вильгельмсхафен, резко понизится, а то и просто станет равной нулю. Медленно, но все более уверенно, U-47 одерживала верх над разъяренным потоком.
– 250 оборотов!
Разрушенный остов отступил, оставшись позади. Прин не отводил от него глаз. Едва лишь корма лодки миновала зловещее препятствие, он прокричал:
– Оба дизеля – полный ход!
Раскачиваясь и кренясь в бурлящем потоке и водоворотах, лодка набирала скорость, вздымая облака брызг.
Двойной вопль, исторгнутый как один, глотками Эндрасса и фон Фарендорфа, был пресечен ревом Прина:
– Впереди мол! Лево руля!
– Циркуляция влево, – доложил Шмидт, быстро поворачивая штурвал. Две струйки пота скатились с висков по небритым щекам.
В дистанции менее 100 метров их курс пересек пирс, выступавший с островка Лэмб.
Сжав руками ограждение мостика, Прин прогремел:
– Так держать!
Корабль подчинился рулю, которому помогало встречное течение. Как только пирс был пройден, был взят курс на парусник, затопленный у берега Мейнленда.
– Право на борт! Держать 200 оборотов!
Вдалеке, слева по борту проскользнул блокшив, за которым они входили в Скапа-Флоу. U-47 вернулась в Кирк-Саунд, следуя против течения, направленного параллельно Мейнленду и Лэмбу. Наконец, миновали боковое заграждение.
– Уф! Вырвались из осиного гнезда! – шумно выдохнул фон Фарендорф.
Серия далеких взрывов заставила его повернуться. Над Скапа-Флоу продолжало сиять, переливаясь всеми огнями радуги, Полярное сияние. Лодка подошла к изгибу, образованному островом Мейнленд, в середине Кирк-Саунда.
– Курс зюйд-ост! – скомандовал Прин.
Прямо по курсу открывался Холм-Саунд, ведущий в открытое море. А над пробегавшими слева скалами Мейнленда и равниной за ними, по-прежнему царили темнота и безмолвие.
– Полный вперед!
Тон работы дизелей повысился. Всего две мили отделяли лодку от Роуз-Несс. Теперь течение теряло в силе с каждым оборотом винтов.
Проход Вест-Уэддел-Саунд, открывшийся по правому борту, был стремительно пройден. На мостике никто не обмолвился и словом. Напряженность спала, но, тем не менее, все хранили молчание. Образы жены и дочери промелькнули в сознании Прина. Выйдя из всего этого живым, он чувствовал себя счастливейшим человеком на свете.
Наконец из темноты выпрыгнул мыс Роуз-Несс, совсем рядом. Зыбь, идущая с моря, начала понемногу раскачивать лодку. К востоку небосвод был окрашен цветами от темно-синего до чернильно-черного.
Подсознательно Прин взял бинокль и некоторое время разглядывал затемненный маяк, затем опустил его на грудь и наклонился к переговорной трубе.
– Лодка вышла из Скапа-Флоу! Курс зюйд-ост – в базу!
Ваше поведение, как я и ожидал, было достойным, и я горд, что командую экипажем храбрецов! Миссия завершена успешно. В так называемой неприступной базе Скапа-Флоу мы потопили линейный корабль и серьезно повредили другой. Сейчас мы в море, то есть в родной стихии, и с этого времени безопасность зависит лишь от нас самих. Отбой боевой тревоги!
В ЦП Шпар посмотрел на отсечные часы – 02.15. Он почувствовал, что усталость растет, и протер глаза. Через 1 час и 45 минут ему снова на вахту. Он выключил свет и поднялся, чтобы отправиться в койку. Проходя мимо Бёма, сидевшего у станции погружения-всплытия, он обратил внимание, как осунулось круглое, вечно улыбающееся лицо старшины команды трюмных.
– Ну что, Густав, мы вышли из этого целыми и невредимыми, – произнес он, ободряюще хлопнув его по плечу.
– Господи! Как утомительно сидеть, сложа руки! Эти три часа были самыми длинными в моей жизни, – ответил Бём, заставив себя улыбнуться.
– Не бери в голову, все мы в одной лодке. Я собираюсь слегка вздремнуть, и тебе советую сделать то же самое. Ничего лучшего, чтобы придти в себя, еще не придумали.
– Ты прав, Вили. Вернер скоро меня сменит. Пока!
Внезапно корабль качнуло резче обычного, к удивлению Шпара, чуть не потерявшего равновесие.
– Теперь ясно, что мы, наконец-то, в море, и это по мне, – напыщенно прокомментировал Бём.
Шпар направлялся в кают-компанию унтер-офицеров, когда фон Фарендорф, позволивший себе скатиться по трапу с мостика, с шумом приземлился на металлическую палубу.
– Приказ босса – по капле чего-нибудь горячего для доблестной команды! – прокричал он с широкой улыбкой на губах.
Шпар остановился смущенный.
– Впервые слышу такой приказ с тех пор, как я ступил на борт, – прорычал Бём.
– Лично я бы не отказался. А то глотка совсем пересохла, – ответил Вессельс с другого конца центрального поста.
Бём повернулся, чтобы что-то добавить, но фон Фарендорф уже исчез в направлении камбуза.
Бык Скапа-Флоу
Фон Фарендорф с упоением вдыхал холодный ночной воздух. Никогда еще он так не наслаждался бескрайними просторами открытого моря. Все шло своим чередом. Мерный стук дизелей, удары волн о корпус и мерная качка подлодки на легкой зыби Северного моря, все это было близко и знакомо. Вахта вернулась к обычной рутине: каждый из четырех вахтенных отвечал за свой сектор в 90°. Видимость снова улучшилась. Над Скапа-Флоу все еще мерцало Полярное сияние. Время от времени издалека доносились глухие взрывы глубинных бомб. Он поймал себя на том, что думает о событиях минувшей ночи, буквально промелькнувших с 23.30. Больше всего поражало, что все приключение длилось каких-то 165 минут. Но эти минуты сделали U-47 самой знаменитой подлодкой Кригсмарине. Воображение рисовало прием в Вильгельмсхафене и рассказы, которые он поведает своим друзьям.
Незадолго до 04.00 Шпар, с трудом разлепляя глаза со сна, поднялся на мостик, чтобы заступить на вахту. Несмотря на глухой шерстяной свитер и толстое кашне, ему показалось довольно прохладно.
– Доброе утро, господа! Не замерзли? – поинтересовался он.
– Все в порядке, спасибо, – ответил фон Фарендорф, прикладывая правую руку ко лбу.
Шпар знал, что молодой офицер бессознательно допускал этот жест, только когда сильно уставал или хотел спать. Бегло окинув взглядом небо и море, штурман продолжал:
– Где мы? Какой курс? По-прежнему зюйд-ост?
